“И ты что-нибудь за это получишь?” — спрашивал пришелец,
“Да”, — отвечал резчик.
“Что именно?” — спрашивал пришелец.
“Уважение и одобрение”, — отвечал резчик.
“Как это?” — снова не понимал пришелец.
“Уважение, — терпеливо объяснил Аол, — если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение за то, что не бездельничал”.
Пришелец хмыкал и качал головой.
Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:
“Зачем тебе так много?”
“Это для людей, — отвечал Аол. — Для людей и для себя”.
“Как это?” — не понимал пришелец.
“Я отдам все людям, — разъяснял Аол, — а себе оставлю лишь необходимое”.
Глядя на хижины в деревне, пришелец удивлялся:
“Почему у вас нет дворцов?”
“А зачем?” — спрашивал Аол.
“Чтобы жить лучше!” — восклицал пришелец.
“Мы живем хорошо”, — отвечал Аол.
Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:
“Почему у вас нет памятников?”
“А зачем?” — спрашивал Аол.
“Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей!” — восклицал пришелец.
“Память о людях должна всегда храниться в сердце”, — отвечал Аол.
“Но вы же так можете многих забыть!” — восклицал пришелец.
“Если они достойны — их не забудут”, — отвечал Аол.
— Это ты про нас, — задумчиво сказала Айя. Про нас и про Кирша…
Донована охватила тихая ярость. Не ей я это рассказываю, подумал он. — Это я им говорю. Это я дол-жем им всем рассказать, а не ей одной.
— Нет, — сказал он вслух, — это не про вас. Это сказка.
И продолжил.
И тогда пришелец, спросил:
“Ты знаешь, что такое власть?”
Аол удивленно поднял брови.
“А хочешь ее иметь?”
“Я не знаю, что это такое”, — отвечал Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
“Я научу тебя, как ее добыть”, — предложил он.
И Аол согласился…
И тогда пришелец сказал Аолу:
“Видишь, идет Мона?”
“Да”, — отвечал Аол.
“Побей ее”, — сказал пришелец.
“Зачем?” — удивился Аол.
Пришелец снова загадочно улыбнулся.
“Ты побей — увидишь”.
Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья, все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда он хлопнул ее по щеке.
“Что тебе, Аол?” — удивленно спросила она.
И он ушел.
“Избей ее, — говорил пришелец. — Избей и возьми”.
“Она невеста Эло, — отвечал Аол, но на следующий день он-таки избил ее, а потом сделал своей женой.
Он издевался над своей женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков… И чувствовал при этом удовольствие.
Но пришелец сказал:
“Это еще не власть”.
И дал Аолу оружие.
“Убей Эло”, — сказал он.
И тогда Аол на мгновение проснулся.
“Вчера я отнял у него невесту”, — сказал он.
“Да, — сказал пришелец. — Это власть”
“Сегодня я хочу убить его самого”.
“Да, — сказал пришелец. — Это власть”.
“А завтра кто-нибудь захочет мою жену”.
“Нет, — сказал пришелец. — Ты не понял. Обожди”.
“А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня”.
“Обожди, — сказал пришелец. — Ты не понял”.
“Ты болен”, — понял Аол.
“Обожди”, — сказал пришелец.
“Ты заразен”, — сказал Аол.
“Обожди”, — сказал пришелец.
“Ты заразил меня”, — сказал Аол.
“Обожди”, — сказал пришелец.
Но Аол убил его.
Затем он убил Мону — она знала, что такое рабство.
Затем он убил себя. Он знал, что такое ВЛАСТЬ.”
Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее большие, огромные глаза светились в темноте.
— Страшно, — наконец сказала она. — Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…
Она зябко передернула плечами и, вытянувшись, нырнула к нему на грудь. Тело у нее было холодное, просто закоченевшее.
— Я сама виновата, — прошептала она, прижимаясь тесней. — Тебе было плохо, а я все настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю Страшную.
Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, ему даже невдомек было, что пришелец — это только разведчик, только первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.
Айя успокоилась, согрелась.
— Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? — попросила она. — Хорошо, обещаешь?
Донован сглотнул тугой ком слюны. Закрыл глаза.
— Обещаю, — наконец сказал он. — Тебе — нет.
Он проснулся резко и сразу, будто его кто-то толкнул. Утро было свежим и солнечным. Это Чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их Открывать — по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечных зайчиков, а сама, еле слышно шевеля губами, шепчет заклинание: “Вставай, лежебока!”
— Солнышко-солнышко, — сказал он и прикрыл глаза рукой, — доброе утро!
Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему на грудь.
— Вставай, ле-же-бо-ка! — восторженно завопила она и принялась его тормошить. Он снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака просто на пол, но он расслабился, сделался тяжелым и вовсе не собирался помогать ей в этой затее, и тогда она отстала.
