Блюститель возник среди дымовой завесы, словно Икар среди ясного неба.
Его темная с золотым отливом маска отразила свет луны, и я заметил горящие огнем глаза. Еще в детстве нас пугали грозными стражами города, носившими стальную броню, способную защитить от любого оружия. А еще их очи могли видеть даже в кромешной тьме… Как мы их только не называли: серые головы, молчаливые тени, приносящие скрежет.
Блюститель с легкостью заметил меня. Поднял руку — металлический имплантант, почти такой же, как у механикуса, только более массивный, с усовершенствованными устройствами. Указательный палец, направленный в мою сторону, пригвоздил меня к стене.
Шаг, второй, третий. Он хотел сжать меня мертвой хваткой и приподнять над землей, но кто-то или что-то помешало ему. Тень появилась из ниоткуда. Один короткий вдох, и она уже нанесла первому блюстителю разящий удар. Кровь и мелкие детали защитного жилета разлетелись вдребезги, словно искры металла, погруженного в кипящую лаву. Следующий настиг стража, пытавшегося произвести выстрел. Тень переместилась к стене — взмах разящего оружия. Блюститель схватился за разорванное горло — самое уязвимое место в совершенной экипировке. Захлебываясь, он попытался что-то крикнуть. Скорее всего, хотел позвать на помощь, но мой спаситель добил его без всякого сожаления.
От увиденного меня стало мутить. Я отвел взгляд от бездыханных тел и растерянно уставился на здоровяка. Юк вытер с лица пот, огляделся и оскалился, выпятив напоказ длинные острые клыки. И пускай выглядело это достаточно устрашающе, я знал одно — сейчас он улыбается.
Глава 7 На север, к губительным болотам
В кабине было душно и ужасно воняло чесноком и сыростью. Я сидел напротив совсем уж дряблой старухи, напоминавшей восковую фигуру. Ее голова медленно подрагивала в такт движению, и создавалось впечатление, будто бы она постоянно с чем-то соглашается. А еще ее шею украшала целая гирлянда сушеных кореньев, выдавая в ней отменную травницу. Рядом с ней расположились двое сорванцов лет восьми. Пытаясь не разбудить целительницу, они попеременно пробовали умыкнуть у нее одну из этих лесных бусинок. Но как только детская ручонка касалась корня, старушка просыпалась и осторожно била неудавшегося воришку по руке. Дети заходись смехом, травница улыбалась, а сидящие рядом родители умилялись забавной шалости отпрысков.
Никто из присутствующих меня не замечал, и я был вполне доволен этим обстоятельством. Кого заинтересует юноша в дорожном плаще, погруженный в свои мысли, мрачно уткнувшийся в пол? А подумать было о чем…
Ожидая ночной экспресс, Юк обмолвился со мной лишь парой слов. Рассказал, что в городе начались гонения на частных пилотов. Многочисленные аресты захлестнули Дымный отсек, поэтому мне лучше переждать смутные времена где-нибудь на Плацте — ближайшем к нам острове, приписанном к свободным землям. Я кивнул, соглашаясь. Циклоп вручил мне десять оловянных рейтенов [11]. Сумма вроде бы небольшая, но вполне сносная, месяц можно спокойно протянуть, если учитывать тот факт, что билет до Плацте был у меня на руках. Еще Юк позаботился о путевом листе. Бронзовая пластина на моей груди, похожая на медальон, содержала полную информацию о владельце, вплоть до его ближайшего родства и его передвижения по материку. Выбитые на поверхности крохотные точки складывались в замысловатый рисунок, прочитать который можно было лишь с помощью специального прибора Гортани.
Когда я садился в дилижанс, циклоп пожал мне руку и быстро удалился, оставив меня одного, наедине со своими мыслями.
За недолгий месяц меня второй раз выкинули на улицу, как ненужную выбраковку, которой может найтись место только на масляной помойке. Но главное, что я вновь не принадлежал себе. Хотя о чем я говорю! Как человек, имеющий отметку приюта, может быть полностью свободным? Даже если бы я получил диплом Цеха, это мало что изменило бы в моей жизни. Вначале опекун, позже — наставник, затем — покровитель. И всегда должен находиться кто-то рядом с тобой… кто-то, кто имеет право решать за тебя …
По закону «Параменика» каждый житель архипелага должен был находиться на своем месте, как винтики в общем механизме. И любое передвижение осуществлялось исключительно с разрешения представителя инспекции праведности.
Свободу надобно заслужить потом и мозолями, — говаривал мистер Босвел, которому за всю жизнь было позволено покидать город не чаще одного раза в год и не далее, чем на пятьсот лиг. В случае неповиновения он мог лишиться не только своего имущества, но и звания виртуоза.
Сравнив столь суровые ограничения с моим проступком — походом в Ржавый город, побег от блюстителей и работу в одном ангаре с контрабандистами, я понял, что если попадусь на рубежном посту, то мне уж точно не сносить головы. Поэтому, решив сойти с дилижанса раньше, чем мы окажемся в зоне проверки, я закрыл глаза и погрузился в полудрему, нарушаемую лишь посторонними голосами и вечными дорожными ухабами.
Усталость навалилась на меня с такой силой, что когда я продрал глаза, то понял: пассажиры уже предъявляют опознавательные пластины.
— А у вас что, мистер? — поинтересовался скуластый Рубежник в темно-коричневом плаще и округлой шляпе с нашивкой южного предела.
Медленно расстегнув рубашку и достав путевой лист, я мгновенно оценил ситуацию. Путь для побега был перекрыт двумя солдатами, которые, хмурясь, держали в руках огромные стальные фонари.
Старший рубежник небрежно провел большим пальцем по медной поверхности документа и, видимо, не обнаружив никаких нарушений, обратился к травнице.
— Разрешение на вывоз? — понюхав корень, он резко отпрянул назад, успев заслонить нос рукой и смачно чихнуть.
— Так это же для домашних нужд, милок, — попыталась объяснить старушка.
Рубежник чихнул в очередной раз и, еще дальше отстранившись от источника внезапной хвори, указал на выход.
— Всем немедленно покинуть повозку!
Его подчиненные расступились, позволив пассажирам дилижанса исполнить приказ.
Прохладная ночь заставила меня поежиться. Радовало лишь одно — сон как рукой сняло и больше не чувствовалось усталости и ломоты в костях.
Пограничный пост был хорошо освещен и окружен высокими столбами, между которыми тянулись золотистые электрические линии защиты, жалившие не хуже савиарских змей. Возле закрытых ворот высились несколько наблюдательных вышек. И казалось, что из этой мышеловки не выскочит ни одна мышь.
Рубежники взирали на нас сверху вниз, держа наготове мощные крутящиеся пулеметы — будто мы не путешественники, а опасные повстанцы с диких островов Лилового рифа.
