– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, – при этих словах, Щербаков сложил ладони перед грудью, как тибетский монах, и, поклонившись, довершил своё «чёрное дело». – Я раб лампы и готов выполнить любое ваше желание.
– Что? – не сразу сообразил австриец, о чём речь.
– Я раб лампы! – громогласно повторил русский физик, вызвав смех в зале. – Извините, коллега, но именно из-за чрезмерно серьёзных людей мы имеет то, что имеем. Я говорю о кризисе и всех тех проблемах, которые поставили человечество перед последней чертой. Согласитесь, что не сохрани я чувство юмора, то я вряд ли обратил внимание на «налаченную» даму и «муху-толстуху». Будь я серьёзным человеком, то не стал бы ввинчиваться в струю пассажиров, штурмующих утренний трамвай, а взял бы такси, чтобы ехать серьёзно и с комфортом, к которому вы, европейцы, слишком пристрастились. Мне продолжать или уже сказанного достаточно, чтобы вы поняли одну простую вещь – только юмор и смех позволяют людям оставаться людьми, когда нет других способов защитить разум от того бардака и откровенного беспредела. Впрочем, вы же?.. – Сергей наклонился к своему собеседнику. – Вы откуда, если не секрет?
– Я? – опешил радиофизик. – А, понял? Из Вены – Австрия.
– Я так и думал – лучший город Земли, а я – из России. Чувствуете, какая разница?
– Нет, не совсем. А в чём разница?
– В быту и нормальной жизни. У вас, в Австрии, это всё есть, а нам, в России, это всё только обещают, а сами, – Щербаков начал загибать пальцы на руке, открыв счёт. – Воруют, воруют, воруют, воруют, воруют и, ещё пару раз, воруют и воруют.
– Сергей, зачем семь раз повторять одно слово? – улыбнулся молодой австриец. – Вы решили воспользоваться поговоркой: «Семь раз отмерь – и один раз отрежь»?
– Нет, всё гораздо проще, я хотел этим сказать, что воруют миллионами, а это, как минимум, шестая и седьмая степень десятки.
После того, как смех в зале стих, Щербаков попросил опустить экран и показать первую схему, заранее заготовленную им для доклада.
– Извините, коллеги, но у меня, как рояль из кустов, имеется весьма наглядная схема, которая поможет мне объяснить суть наших экспериментов на ускорителе, создающих эффект нулевого или экранирующего тоннеля.
Свет в зале стал приглушённым, а на экране появилось изображение.
Схема 1.
– Взгляните на схему, – предложил Щербаков. – Не трудно догадаться, перед нами циклотрон, проще говоря, ускоритель элементарных частиц. В одной из веток ускорителя мы установили экспериментальную установку «Нультон», позволяющую создать нуль-тоннель и запустить его в направлении линии АВ.
Эксперимент начинается с запуска и разгона по большому кругу ускорителя пучка протонов, которые, которые, после достижения ими необходимой скорости, сталкиваются с аналогичным пучком протонов, создающих мишень для столкновения. Зона выхода второго пучка так же обозначена на схеме.
Замечу, что за виток до столкновения пучков протонов, «Нультон» излучает нуль-тоннель, который должен пройти активную зону, за несколько миллисекунд до взаимодействия пучков. Наступает самый важный момент нашего эксперимента. Нуль-тоннель приближается к точке, а в это время, образовавшиеся в результате столкновения пучков протонов, мюоны начинают свой короткий пробег сквозь построенный нами тоннель.
мюонов составляет2,2×10 секунды, что равносильно пробегу мюона на расстояние в 300 метров от места их зарождения. Это обстоятельство позволяет нам весьма точно определить место гибели или распада мюонов на составные части. Это место отмечено нами точкой А.
Естественно предположить, что если, пройдя сквозь созданный нами тоннель, мюоны прекратят своё существование в пределах допустимой погрешности, относительно точки А, тогда «муха-толстуха» была исключением из общих правил, а, может, доброй волшебницей, сыгравшей со мной злую шутку.
Зал принял шутку Щербакова, немного оживившись, а местами и проснувшись.
– Если же мюоны проживут заметнее дольше отведённого им природой времени, – продолжил Сергей, – то это может означать, что муха не обманула, и время в тоннеле сокращается, а в идеале – останавливается. К нашему огромному счастью, мюоны прожили дольше ровно на то время, что находились в созданном нами нуль-тоннеле. Опыт проводился нами многократно, но все результаты подтвердили эффект экранирования частиц от гравитационных полей. Проще говоря, время на входе и выходе из тоннеля совпадало.
Пламенная речь Щербакова вызвала бурный аппетит, как у слушателей, так и у самого докладчика, который миновал застенки инквизиции, получив прощение не только от ответственного секретаря, но и от подавляющей части тех, кто прежде жаждали его отречения от лона науки.
Почти мгновенно разойдясь по многочисленным ресторанам, кафе и бистро, собратья по секции «Космология и астрофизика» дружно работали вилками, ложками и челюстями. Щербаков, покончив с первым, предвкушал сочность внушительных размеров котлеты, с любимым картофельным пюре, когда к нему за столик подсел тот самый австриец, из Вены.
– Извините, вы не будете против, если я составлю вам компанию?
– Прошу, но котлету не дам! Впрочем, у вас её сестра – это утешает, значит у нас общие цели и вкусы. – Сосед по столику не сдержал улыбки.
– Извините, я представлюсь: Людвиг Моцарт.
Щербаков отложил вилку в сторону и, привстав со стула, протянул руку молодому человеку.
– Лев Достоевский, – представился русский физик, – в быту: Щербаков, только для своих.
– Вижу, вы без шутки даже скромную котлетку, в полтарелки, не проглотите.
– Уважаю умных людей. – Щербаков вновь покинул стул и в очередной раз протянул руку. – Щербаков, физик, можно, просто Сергей.
– Просто Людвиг, радиофизик, – молодой человек крепко пожал предложенную Сергеем ладонь. – Приступим к поглощению наших скромных котлет, пока они не замёрзли на тарелках.
– А как вы относитесь к тому, чтобы поболтать между жевками?
– Исключительно положительно, за тем и подсел к вам. Однако прикусим картошечки с мясным кусочком.
Вкусили и, даже, отхлебнули компотику. Короткую паузу прервал австриец, понимая, что котлета, пюре и компот не вечны, да и обеденный перерыв на исходе.
– Сергей, мне показалось, что тема Родины для вас – весьма болезненная тема?
– Увы, для русского человека думать за государя и Отечество – это как дышать и потеть. Надеюсь, вы не собираетесь критиковать нашу непонятную для европейцев жизнь?
– Удивительно?
– Что удивительно?
– Удивительно, что вы, русские, так яростно смеётесь над своими проблемами, но готовы разорвать любого иностранца, который покажет в вашу сторону пальцем. Как это может уживаться?
