Гримобучча не стал надевать лингошлем. И так все было понятно — камариски перехитрили землянина. Племя покинуло стойбище, предварительно швырнув в огонь аппаратуру. Мнемозапись не переносит высокой температуры, и ленты отдали назад все, что похитили…
— Прощай, премиальные! — сказал Гримобучча и забросил мешок на спину. Под ним обнаружились монеты, ожерелье и пузатый кувшин с этой… замечательной штукой.
Гримобучча промочил горло, окинул оценивающим взглядом брошенные хижины и достал из кармана психокамеру — последнюю новинку РЕАЛЬНОГО КИНО.
Пяти минут хватило, чтобы окружающий пейзаж исчез из реальности и перешел на пленку, будто никогда не существовало ни стойбища, ни заводи с лазурной тиной, ни тропы, по которой Гримобучча пришел к камарискам.
Любовь Лукина, Евгений Лукин
СИЛА ДЕЙСТВИЯ РАВНА…
— А ну попробуй обзови меня еще раз козой! — потребовала с порога Ираида. — Обзови, ну!
Степан внимательно посмотрел на нее и отложил газету.
Встал. Обогнув жену, вышел в коридор — проверить, не привела ли свидетелей. В коридоре было пусто, и Степан тем же маршрутом вернулся к дивану. Лег. Отгородился газетой.
— Коза и есть!..
Газета разорвалась сверху вниз на две половинки. Степан отложил обрывки и снова встал. Ираида не попятилась.
— Выбрали, что ль, куда? — хмуро спросил Степан.
— А-а! — торжествующе сказала Ираида. — Испугался? Вот запульну в Каракумы — узнаешь тогда козу!
— Куда хоть выбрали-то? — еще мрачнее спросил он.
— А никуда! — с вызовом бросила Ираида и села, держа позвоночник параллельно спинке стула. Глаза — надменные. — Телекинетик я!
— Килети… — попытался повторить за ней Степан и не смог.
— На весь город — четыре телекинетика! — в упоении объявила Ираида. — А я из них — самая способная! К нам сегодня на работу ученые приходили: всех проверяли, даже уборщицу! Ни у кого больше не получается — только у меня! С обеда в лабораторию забрали, упражнения показали… развивающие… Вы, говорят, можете оперировать десятками килограммов… Как раз хватит, чтоб тебя приподнять да опустить!
— Это как? — начиная тревожиться, спросил Степан.
— А так! — И Ираида, раздув ноздри, страстно уставилась на лежащую посреди стола вскрытую пачку “Родопи”. Пачка шевельнулась. Из нее сама собой выползла сигарета, вспорхнула и направилась по воздуху к остолбеневшему Степану. Он машинально открыл рот, но сигарета ловко сманеврировала и вставилась ему фильтром в ноздрю.
— Вот так! — ликующе повторила Ираида.
Степан закрыл рот, вынул из носа сигарету и швырнул об пол. Двинулся, набычась, к жене, но был остановлен мыслью о десятках килограммов, которыми она теперь может оперировать…
В лаборатории Степану не понравилось — там, например, стоял бильярдный стол, на котором тускло блестел один-единственный шар. Еще на столе лежала стопка машинописных листов, а над ними склонялась чья-то лысина — вся в синяках, как от медицинских банок.
— Так это вы тут людей фокусам учите? — спросил Степан.
— Минутку… — отозвался лысый и, отчеркнув ногтем строчку, вскинул голову.
— Вы глубоко ошибаетесь, — важно проговорил он, выходя из-за бильярда. — Телекинез — это отнюдь не фокусы. Это, выражаясь популярно, способность перемещать предметы, не прикасаясь к ним.
— Знаю, — сказал Степан. — Видел. Тут у вас сегодня жена моя была, Ираида…
Лысый так и подскочил.
— Вы — Щекатуров? Степан… э-э-э…
— Тимофеевич, — сказал Степан. — Я насчет Ираиды…
— Вы теперь, Степан Тимофеевич, берегите свою жену! — с чувством перебил его лысый и схватил за руки. — Феномен она у вас! Вы не поверите: вот этот самый бильярдный шар — покатила с первой попытки! И это что! Она его еще потом приподняла!..
— И опустила? — мрачно осведомился Степан, косясь на испятнанную синяками лысину.
— Что? Ну разумеется!.. А вы, простите, где работаете?
Степан сказал.
— А-а… — понимающе покивал лысый. — До вашего предприятия мы еще не добрались. Но раз уж вы сами пришли, давайте я вас проверю. Чем черт не шутит — вдруг и у вас тоже способности к телекинезу!
— А что же! — оживился Степан. — Можно.
Проверка заняла минут десять. Никаких способностей к телекинезу у Степана не обнаружилось.
— Как и следовало ожидать, — ничуть не расстроившись, объявил лысый. — Телекинез, Степан Тимофеевич, величайшая редкость!
— Слушай, доктор, — озабоченно сказал Степан, — а выключить ее теперь никак нельзя?
— Кого?
— Ираиду. Лысый опешил.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, я не знаю, по голове ее, что ли, стукнуть… Несильно, конечно… Может, пройдет, а?
— Вы с ума сошли! — отступая, пролепетал лысый. И так, бедняга, побледнел, что синяки на темени черными стали.
— Сходи за картошкой, — сказала Ираида. Степан поднял на нее отяжелевший взгляд.
— Сдурела? — с угрозой осведомился он.
— Я тебе сейчас покажу “сдурела”! — закричала она. — Ты у меня поговоришь! А ну вставай! Разлегся! Тюлень!
— А ты… — начал было он по привычке.
— Кто? — немедленно ухватилась Ираида. — Кто я? Говори, раз начал! Кто?
В гневе она скосила глаза в сторону серванта. Сервант накренился и, истерически задребезжав посудой, тяжело оторвался от пола. Степан, бледнея, смотрел. Потом — по стеночке, по стеночке — выбрался из-под нависшего над ним деревянно-оловянно-стеклянного чудовища и, выскочив в кухню, сорвал с гвоздя авоську…
— …у-у, к-коза! — затравленно проклокотал он, стремительно шагая в сторону овощного магазина.
— Знаешь, ты, доктор, кто? — уперев тяжкие кулаки в бильярдный стол, сказал Степан. — Ты преступник! Ты семьи рушишь.
Лысый всполошился.
— Что случилось, Степан Тимофеевич?
На голове его среди изрядно пожелтевших синяков красовались несколько свежих — видимо, сегодняшние.
— Вот ты по городу ходишь! — возвысил голос Степан. — Людей проверяешь!.. Не так ты их проверяешь. Ты их, прежде чем телетехнезу своему учить, — узнай! Мало ли кто к чему способный!.. Ты вон Ираиду научил, а она теперь чуть что — мебель в воздух подымает! В Каракумы запульнуть грозится — это как?
— В Каракумы? — ужаснулся лысый.
Сердце у Степана екнуло.
— А что… может?
Приоткрыв рот, лысый смотрел на него круглыми испуганными глазами.
— Да почему же именно в Каракумы, Степан Тимофеевич? — потрясенно выдохнул он.
— Не знаю, — глухо сказал Степан. — Ее спроси. Лысый тихонько застонал.
