Больше всего мне понравилось, что эти манипуляции вселили в меня чувство уверенности и владения обстановкой. Моя техника работала на меня, служила мне, защищала меня. И не шпионила за мной. Вот почему я люблю технику: если правильно ее использовать, она даст вам могущество и обеспечит неприкосновенность личной жизни.
Мой мозг работал теперь как часы. Операционная система «параноид-иксбокс» ценна и практична по ряду причин. Главная состоит в том, что любой ботаник может писать для нее игры. В ней уже установлен ЭМИМ — эмулятор множества игровых машин, с которым вы можете играть практически в любую написанную до сих пор игру, начиная со старичка Понга — игры для Apple 11+ — и игр для ColecoVision, Nintendo, Dreamcast, и так далее.
Еще прикольнее крутые мультигеймерские игры, написанные специально для «параноид-иксбокс» и совершенно бесплатные для всех фанатов и желающих принять участие. Если сложить вместе преимущества системы, то в вашем распоряжении окажется консоль, полная всевозможных игр, с возможностью выхода в Интернет, и все это не стоит ни цента.
Но самое важное — особенно в моем положении — то, что операционная система «параноид-иксбокс» в натуре предназначена для параноиков. Каждый бит информации, посылаемый ею в сеть, закодирован до упора. Можно нашпиговать компьютер жучками, и все равно будет непонятно, кто общается, о чем общается и с кем общается. Анонимная сеть, е-мейл и чат. Именно то, что мне нужно.
Осталось только доказать всем, что я еще сумею и применить ее с пользой.
Верите, нет ли, но предки заставили меня на следующий день пойти в школу. Я отрубился около трех утра, а в семь отец уже стоял у моей кровати и грозился стащить меня за ноги. С большим трудом я выполз из постели — после того, как заснул под утро мертвым сном, что-то во мне отказывалось возвращаться к жизни — и забрался под душ.
Мама чуть ли не силой запихнула в меня гренок и банан, в то время как мне до смерти хотелось выпить кофе. Конечно, можно перехватить чашечку по дороге в школу, но обонять божественный аромат и не иметь возможности вкусить запретного напитка — это мука. Я волочил ноги по дому, одеваясь и собирая учебники, и с завистью посматривал, как родители наслаждаются утренним кофе.
В тысячный раз топал я через холмы в школу, но сегодня знакомые окрестности выглядели иначе. По всему пути к Мишн-дистрикт стояли грузовики. На перекрестках появились новые сенсоры и камеры слежения за автомашинами — видать, кто-то имел наготове запас наблюдательного оборудования, дожидаясь только предлога, чтоб его установить. Взрыв моста Бэй-бридж как раз и стал для них таким предлогом.
Город притих, будто пассажир лифта, чувствуя себя неловко под внимательными взглядами соседей и объективами вездесущих видеокамер.
В турецкой кофейне на Двадцать четвертой улице я отлично подкрепился черным кофе из одноразового стаканчика. Вообще-то турецкий кофе только считается напитком, а внешне похож скорее на болотную жижу. Он такой густой, что поставь торчком ложку — не упадет, а кофеина в одной чашке больше, чем в банке энергетического напитка «ред-булл». Именно благодаря турецкому кофе обязана своими завоеваниями Османская империя — поверьте тому, кто вычитал это в «Википедии», и представьте себе взбешенных всадников, подстегиваемых убийственной дозой черной кофейной гущи.
Я протянул хозяину-турку свою дебетовую карточку, чтоб заплатить, но тот недовольно скривился и проворчал:
— Только наличные.
— Это еще почему? — удивился я, потому что годами расплачивался у него карточкой за свое пристрастие к кофеину. Он долго изводил меня, мол, слишком молод пить турецкий кофе, и до сих пор наотрез отказывается готовить мне его в учебное время, уверенный, что я прогуливаю уроки. Но вообще-то за прошедшие годы между нами установилось этакое шероховатое взаимопонимание.
Турок сокрушенно покачал головой.
— Тебе не понять. Ступай в школу, пацан.
Ничто так не возбуждает во мне желания понять, как заявление, что мне понять чего-то не дано. Я принялся упрашивать и требовать от него объяснения. Поначалу турок явно вознамерился просто вышвырнуть меня вон, но после моего вопроса, не надоел ли я ему в качестве клиента, стал покладистей и раскололся.
— Безопасность, — произнес он, озираясь вокруг себя в тесном пространстве за прилавком, заставленным полками с турецкими бакалейными товарами и кадушками с кофейными зернами и приправами. — Правительство. Они теперь за всеми следят, в газетах писали. Патриотический акт II, его вчера конгресс принял. Теперь они могут следить, когда ты пользуешься карточкой. Я говорю, нет. Я говорю, мой магазин не станет помогать им следить за моими покупателями.
У меня от изумления даже челюсть отвисла.
— Наверное, думаешь, это ерунда? Что страшного, если правительство знает, когда ты покупаешь кофе? Потому что для них это способ знать, где ты есть, где ты был. Думаешь, почему я уехал из Турции? Где правительство всегда шпионит за человеком, там нехорошо. Двадцать лет назад я переехал сюда ради свободы — я не помогаю им забрать свободу.
— Но вы понесете большие убытки, — невольно вырвалось у меня, хотя мне хотелось назвать его героем и пожать ему руку. — Теперь все пользуются дебетовыми карточками.
— Может, уже не всегда. Может, мои покупатели знают, что я тоже люблю свободу, и потому приходят сюда. Я повешу объявление в витрине. Может, другие магазины сделают так же. Я слышал, Американский союз за гражданские свободы подаст на правительство в суд.
— Отныне буду покупать кофе только у вас, — пообещал я совершенно искренне и сунул руку в карман. — Ой, только сейчас у меня нет с собой денег.
Турок с важным видом поджал губы и кивнул:
— Много людей говорят то же самое. Ничего, отдай сегодняшние деньги АСГС.
За две минуты мы с ним сказали друг другу больше, чем за все мои прежние посещения кофейни, вместе взятые. Я и предположить не мог, что этот турок способен на подобные душевные порывы. Для меня его кофеиновый бизнес всегда был просто составной частью жизни в нашем благополучном районе. А теперь я пожал ему руку и вышел на улицу, ощущая себя членом одной с ним команды. Секретной команды!
Я пропустил два учебных дня, но, похоже, не слишком отстал от остальных по пройденному материалу. В один из этих дней, когда весь город приходил в себя от пережитого потрясения, школу вообще закрыли. А второй, очевидно, был посвящен траурным мероприятиям в память тех, кого считали погибшими или пропавшими без вести. Газеты опубликовали их биографии, воспоминания близких. Интернет переполнили тысячи коротких некрологов.
