Наконец Шадрах нашел в себе силы спросить дорогу, и какая-то женщина объяснила, куда идти, минуя гнусную бойню. Но почему-то в указанном месте обнаружилась лишь целая гора конечностей в самом разном состоянии, которую сторожил сердитый голый карлик.
— Где мне найти доноров? — спросил мужчина.
Карлик сделал вид, что роет землю руками, и ткнул пальцем в гору.
— Прямо там? — произнес Шадрах. — В куче?
Сторож кивнул.
Тогда мужчина склонился и начал разгребать падаль вокруг себя. Карлик смотрел на него и ухмылялся, не предлагая помочь.
Шадрах распрямился, тяжело озираясь, будто попал в трясину кошмарного сна. Впрочем, его тело само знало, что делать. Мужчина снял свой плащ, отложил его в сторону и вошел в огромный курган из ног.
Курган был действительно огромный, и лишь немногие из конечностей предварительно упаковали для сохранности. Большинство швырнули в кучу просто так загнивать или же кое-как заморозили. Гора воняла испорченным мясом. Имела вкус тухлого мяса. Собственно, из него же и состояла. Но Шадрах упорно продвигался вглубь. Вскоре он утонул под верхними слоями, однако внутри, прямо сквозь плоть, оказались прорублены тоннели для удобства поисков. Мужчина уже не отпихивал мертвые ноги, шагая по бледному коридору, сквозь вернисаж смерти. Лицо и руки поминутно задевала то твердая, окоченелая, то мягкая, разбрюзглая плоть. При каждом шаге конечности дергались и подрагивали; некоторые лениво шевелились, точно вспоминая прежнее тело и жизнь. Лицо Шадраха побагровело от спекшейся крови, пожелтело от вязкого жира. Время от времени он поднимался наверх глотнуть воздуха и тут же нырял обратно, устремляясь на поиски. Иногда ему попадались тела поцелее: то здесь, то там мелькал клок черных волос или глазное яблоко с расширенным зрачком, и мужчина весь напрягался, думая, что нашел ее, но вновь и вновь разочаровывался. Не будучи в силах поверить в реальность подобного места, он и не верил: считал, будто имеет дело с набором голограмм или бредит, перебрав наркоты.
Потребовалось где-то полчаса, и все-таки он откопал свою милую — у самого дна, подключенную к аппарату жизнеобеспечения и запеленатую в длинный и твердый кокон: снаружи осталось одно лицо, прикрытое целлофаном. Кроме левого глаза и кисти, она потеряла еще ступню и грудь, но в основном осталась нетронутой.
— Николь, — позвал мужчина. — Николь?
Как ее взять, как прикоснуться? Не причинит ли это боли? В конце концов Шадрах отбросил всякие мысли, прижал к себе милую, коснулся губами ее окровавленного лба, сорвал прозрачную пленку, не трогая трубки, и поцеловал пустую глазницу. Главное, что, вопреки всему, возлюбленная жива.
Мужчина поднял Николь и начал долгий, тяжелый обратный путь. Построив из вороха ног лестницу, мостик наверх, он выбрался на гребень кургана из плоти, а уже оттуда спустился вниз.
Неся свою бывшую подругу на руках, заглядывая в ее обезображенное кровоподтеками лицо, Шадрах и сам не верил горячему чувству, стеснившему грудь. Ну почему он любит ее сильнее такой, покалеченной и беспомощной, чем когда-то — здоровой и невредимой?
Мужчина снова и снова повторял имя милой, как мантру, пока шагал, пока бежал, разражаясь криками и бранью, вон из гигантского собора, зарекаясь убить доктора Фергюсона, если они еще встретятся.
Шадрах уносил Николь еще глубже под землю, в единственное место, в существовании которого не сомневался, — к себе домой. И на бегу — неуклюжем, вперевалку — озирался, будто за ним гонятся, но вспоминал, что тащит своих «преследователей» с собой. Вокруг то шумели толпы людей, отмечающих какие-то события из давнего прошлого, то, подобно крохотным благословениям или, наоборот, изъянам, попадались пустынные отрезки пути, пролегающие рядом с обнаженными шахтами, в жерлах которых таилась мертвая тишина.
В таких безмолвных и сумрачных местах он обнимал Николь и упивался ее ароматом. Прижимал к лицу ее волосы, целовал голову. Баюкал милую на руках. Слушал, как она дышит. Как же сильно он ее любил! Особенно сейчас. В огромных пустых коридорах, вырубленных в твердой скале, где тишину нарушали одни лишь капли воды, срывающиеся в лужицы, в окружении теней, страсть овладела им с такой силой, что стало жутко. Глядя на лицо спящей, Шадрах понимал: он готов ради нее на все. Теперь, когда мужчина вновь обрел свою милую, все прочие ужасы, тревоги, опасения и мелкие треволнения уничтожил один всепоглощающий страх — потерять ее. «Пойму ли я, что я за человек, если она умрет? Будет ли мне дело до этого?»
И он продолжал бежать.
Долгие часы пути стерлись из памяти. Шадрах породнился с тишиной, наслаждаясь мгновениями, когда, как чудо, как проклятие, наползали полоски тусклого света и озаряли для него лицо любимой.
И вот, полумертвый от изнеможения, мужчина нетвердым шагом приблизился к двери «дома», где жили родители. Драгоценная ноша словно бы ничего не весила; куда тяжелее, подобно серым камням тоннеля, были мысли: а вдруг ее уже невозможно вернуть к жизни? Вот что по-настоящему оттягивало Шадраху руки, всю дорогу не давая покоя.
На металлической двери — полинялая табличка с адресом. Щель для курьерской почты. Дверь как дверь, одна из сотен вдоль по коридору, облитых изумрудным зеленовато-серебристым свечением фонарей. Сырой и затхлый воздух, который слишком часто пропускали через очистители. Повисшие искорки минеральной пыли. В темных углах разлагались отходы, причем, должно быть, не первый месяц. Полустертые меловые линии обозначали площадки каких-то непонятных детских игр, однако вокруг не было видно ни души. Шадраха тревожило это безлюдье. Уже миновало за полночь, и шахтерам полагалось вернуться с работы.
Из-за двери, за которой прошли первые двадцать четыре года его жизни, донесся негромкий монотонный гул головизора. Знакомый звук неожиданно подействовал на нервы; Шадраху представилось, будто последние десять лет над землей были сном — сейчас он постучит, и мать откроет, поведет его за собой, и сын усядется перед экраном после долгой смены в шахтах. Мужчине даже почудился запах ее шампуня.
Иоанн Креститель заворочался в кармане плаща, словно от нетерпения.
Шадрах так и не нашел в себе сил постучать, поэтому пнул по двери ногой. Он очень боялся, что если отпустит Николь, то и сам рухнет на пороге.
С минуту ничего не происходило. Мужчине казалось: еще немного, и он потеряет сознание. Но вот гул визора оборвался. Шадрах затаил дыхание. Дверь приоткрылась, но ровно настолько, чтобы в щель показался длинный ствол лазерной винтовки. Дуло уставилось прямо в лоб гостю.
