— Спи, милая, теперь мы уж не расстанемся, — сам себя кляня, прошептал он банальность.
А ему не спалось. Ему опять думалось. Когда Лера, отлежав ему руку, свернулась калачиком в другую сторону. Он слез с кровати и в другой комнате включил геоноут. Он вспомнил, что не «бывал» ещё на Памире.
Искрящиеся воды изумрудного Искандер-Куля встречали передовые отряды армии Александра. Ледяная вода была готова напоить Буцефала… прошуршали шаги и в комнату зашла сонная Лера, закутанная в одеяло.
— Я проснулась, а тебя нет, и я испугалась, что мне приснился Новосибирск, и что я по-прежнему у себя в Крылатском.
— Прости, Малыш. Иди сюда, — Юра поднял её вместе с одеялом и уложил рядом с собой на гостевом диване, где игрался с геоноутом.
— Ты всё сожалеешь о потерянном?
— Ну… смотри, Александр Великий и девственная природа…
— Юрка, а давай завтра съездим на то место, под Сергиевым Посадом?
— Конечно, давай. Если тебя погода не смущает.
— А мы оденемся соответствующе. Палатку возьмём, а? Так давно не были в походе…
— Да уж. И кто бы поверил, что такое может говорить столь шикарная женщина, недавно ещё блиставшая на каком-то там сборище элитарных типов.
— Ну хватит меня этим пенять. На задании я тоже там была, и не будем про это больше.
Бобров хмыкнул, в очередной раз изумившись творившимся вокруг делам и своей неосведомлённости:
— Чувствую себя пешкой, которую не посвящают в большие дела ферзи и короли.
— А если эта та пешка, которой уготована роль стать ферзём? — Лера лежала у него на коленях, смотря на него снизу вверх. Она вздохнула и отвела взгляд, — Так иногда хочется насладиться тишиной и покоем, быть просто с тобой…
— Лерусь, ну ты чего вновь? Раз так получилось, чего ж теперь сделаешь. Не сумели мы стать с тобой примерной семьёй. Не повезло, не срослось, звёзды не так светили… Но ведь есть шанс другим что-то оставить, а? Мы же можем и для себя пожить. Тьфу на эту пошлость.
— Конечно, милый. Но не забывай, что я женщина всё же. И всякая такая слезоточивость и сентиментальность, не задвинуть навсегда и наглухо. — Она помолчала. — Обними меня.
С утра пораньше встать не получилось — организм требовал возвращения долгов за предыдущий суматошный день. Часам к двенадцати они собрались. Купили овощей, колбасков и пряников к чаю. Наделали бутербродов в дорогу и собрали рюкзачки. Юра раскопал в чулане палатку и коврики. Чтобы не ездить в Крылатское, купили Лере брюки, ботинки, мембранную куртку и комбо-бельё. Хмурая погода не отражалась на их энтузиазме. Как давно они не занимались собой! Но тут всё испортил звонок.
— Голубки, привет вам! — Ганжа был лёгок на помине, блестел лысиной и качал серьгой в ухе. — О! Решили вспомнить походную юность? А что! Тогда и я с вами. Уж не обижайтесь, что нарушу вашу идиллию — дело важное. Ждите, скоро буду.
Он не дал вставить не единого слова и погасил свой вызов. Расстроенный, Бобров кинул рюкзак на пол и сполз по стене туда же.
— А то я уж почти поверил, что бывает лафа без Ганжи. Надо было видофон отрубить.
— Да ладно тебе. Может, дело выложит да отстанет, — Лера старалась быть оптимистичной, но и сама она была невесела.
Ганжа приехал шустро, ввалился бесформенной фигурой и затоптал прихожую грязными ботинками.
— Поехали! — скомандовал приказным тоном.
— Вот и всегда ведь так. Ни тебе здрасьте, ни до свидания, груб и прямолинеен! — пожурил Сергея Бобров.
— И никакого пиетета к женщинам, — добавила Лера.
— О, чтой-то? Бунт на корабле? Голубки разворковались что-то громко. Ты, Юрец, вообще, помалкивал бы — после вчерашнего. Собственно, косвенно с твоей выходкой мой приезд и связан. Но здесь мы об этом не будем, поехали на пикник, раз собрались. Только, уж простите, не в ваши «исторические» (или куда там вы запланировали) места поедем, а туда, куда моя карета вас домчит.
— Это что, в кабак, что ли, опять засядем? Пощади, с нами дама!
— Лерка, у тебя муженёк прямо-таки юморист! Так и брызжет перлами остроумия! Как ты живёшь с ним? Ладно, в дороге похихикаем — поскакали.
Ганжа схватил Лерин рюкзак и пошагал к лифту. Юра, пропустив жену вперёд, закрыл дверь и поплёлся следом. Сергеев старинный шарабан был припаркован рядом с подъездом — вещи запихнули во вместительный багажник и погрузились сами в салон.
— Серёг, не томи, что за дело такое? Не дал ещё два дня отдохнуть, буду впредь телефон отрубать, — Юрий с кислой миной глядел в унылые пейзажи. Они ехали куда-то на юг.
— Погодь, не гони вперёд паровоза. Точнее, быстрее моего скоростного автомобиля. Сейчас выскочим за Стену, там всё и будет. Кстати, давно вы не были на моей даче?
— Ого! Серёжа! Неужели? — Лера искренне обрадовалась, — то есть, спустя годы, мы можем посетить сие расслабляющее местечко?
— Ну, как-то так… Последний год стал снова наезжать туда, подремонтировал там чуток. Отдохнуть от вечной беготни. Банька опять же.
Юра тоже посветлел ликом — он любил бывать на даче у Ганжи. Дача — небольшой участок с двухэтажным тёплым домиком и баней — остался от бабули Сергея. Бабулю, в отличие от родителей, Ганжа очень любил. Дачу берёг, домик поддерживал и бардак не разводил.
— И баня будет? — Лера потёрла ладошки в предвкушении. Париться она любила и умела. — Ой! Мальчики, только купальника-то у меня нет, — она растеряно посмотрела на мужа.
Ганжа довольно заржал:
— С каких-то это пор в баню ходят в купальных костюмах?
— А ты глаз свой развратный на это чудо нетронутой красоты, не коси, — одёрнул его Юра. — Лерусь, попаримся без него.
За Стеной вдоль шоссе потянулась Полоса Отчуждения, в народе — просто Полоса. Это было кольцо шириной километров в двадцать, без единого деревца и кустика. Здесь запрещалось селиться, строиться. Даже гулять было нельзя. Сделано это было во избежание накопления населения возле Стены. Полосу регулярно патрулировали и облетали граничники.
Но Ганже повезло — дачка его бабушки попала в зону прилегания к домодедовскому аэропорту. Здесь заросло всё блатными коттеджами, дворцами и дачными домами. Лишь благодаря своей настырности, Сергей сохранил за собой участок, скромным клочком диссонируя с шикарными садами соседей. Правда, как водится, дороги чуть в стороне от ухоженного шоссе в аэропорт, а тем паче, среди участков были ухабисты, с шоколадными лужами и глубокими выбоинами. Чёрный нелетающий рыдван Ганжи подкатил к калитке утыканный грязными кляксами и размалёванный коричневыми разводами.
— Вот вам, пожалте, вполне себе походная грязь. — Ганжа аккуратно, по островкам допрыгал до калитки и, поколдовав с засовом, со скрипом отворил её. — Заходите гости дорогие, тут у дяди Серёжи почище будет.
