– Нет, – тихо сказал Каманин. – Это довод.
…Было почти темно, когда они взялись разделывать щуку под большим фонарем на крыльце. «Видно, что хирург», – думал Борис Григорьевич, глядя на каманинские руки.
Сбежались соседские коты. Пират побрехивал на них без рвения. Коты не боялись.
Прогорали сосновые угли в яме.
– Он растерян, – говорил Каманин. – Ему трудно. Потому что лени, трусости, жадности много тысячелетий, а Пандем – молод. Он не всемогущ, но он растет во всемогущество, чтобы никогда его не достигнуть. Знаете, как функция, которая стремится к бесконечности… А сейчас ему трудно, потому что первая эйфория прошла, остались миллионы людей, потерявших профессию, остались тысячи властолюбцев, у которых отобрали власть, а у кого-то – и смысл жизни… Толпы суицидников на крышах, хотят покончить с собой, а Пандем не дает, и они его проклинают… Я говорил с одним таким. Вчера.
– А вы, значит, что-то вроде «Скорой помощи», – пробормотал Борис Григорьевич, складывая в кастрюльку щучьи печень и плавники.
– Да, я нашел себе работу, – помолчав, сказал Каманин. – Не много-то славы… А на свете так много тупых сволочей, не ценящих ничего, кроме собственного брюха да полового органа… Пандем уговаривает, убеждает, подкупает, кого-то заставляет… И будет дальше убеждать, уговаривать, подкупать, кого-то заставлять… Хотя мог бы просто сказать: работайте, ребята, любите друг друга и будьте счастливы. И любили бы, и были бы счастливы… Понимаете, о чем я?
Каманин повернул голову, и при свете качающегося фонаря Борис Григорьевич увидел, как блестят у него глаза.
Под забором коты молча дрались за рыбьи потроха.
– Неужели мы с вами не договоримся? – Каманин вытер мокрый лоб тыльной стороной ладони, но лаковое пятнышко щучьей крови все равно осталось. – Неужели нам с вами не интересно увидеть звезды… Счастливых людей, любящих свою работу… Мир, где люди живут как люди, а не как черви в грязи и кровище… Неужели ради этого мы не готовы жертвовать ничем, вообще ничем?
Борис Григорьевич взял кувшин с водой и долго, долго лил ему на руки.
К своим пятнадцати годам Зоя Антонова была хорошо воспитана. Она не облизывала пальцы за столом, не перебивала старших и не разговаривала с Пандемом в общественных местах; последнее правило еще не было внесено в учебники хорошего тона, но Зоина мама считала, что привселюдно говорить с Пандемом все равно что выходить на улицу в пижаме.
Пандему нравится, когда ты сосредоточена на общении с ним, говорила мама. Когда ты не отвлекаешься на болтовню с одноклассниками, не ешь, не играешь и не смотришь в окно. Поэтому не обращайся к нему посреди улицы – если, конечно, он сам к тебе не обратится.
Когда Зоя была помладше, у нее как-то не очень получалось следовать маминому совету. Ей то и дело хотелось о чем-нибудь спросить Пандема, или попросить, или посоветоваться; позавчера, в воскресенье, ей исполнилось пятнадцать, и, ложась после вечеринки спать, она пообещала себе начать новую, взрослую жизнь.
Сегодня с утра был вторник.
После завтрака Зоя закрыла за собой дверь маленькой комнатки, в которой раньше была папина фотолаборатория, а еще раньше – кладовка. Теперь здесь стояло большое кресло, а напротив, на узкой подставке, плоский монитор от старого компьютера; Зоя заперлась изнутри, уселась в кресло и провела пальцем по монитору.
На экране вспыхнула ярка точка, быстро приблизилась, вырастая, и превратилась в улыбающееся лицо.
– Привет, Зоя, – сказал Пандем.
– Привет, – сказала Зоя шепотом. – А… скажи, пожалуйста, у нас сегодня будет контрольная?
Пандем улыбнулся шире. Он прекрасно знал, что Зоя не о том хотела спросить. Но молчал, давая ей возможность решиться.
– Нет. Контрольная будет или завтра, или в пятницу, Ирина Марковна еще не решила.
– А, – сказала Зоя. – Вот оно что…
И замолчала.
Пандем глядел хорошо. Зое нравилось смотреть ему в глаза; она могла бы часами сидеть вот так без слов, но время-то шло к школе, а кроме того, сегодня у нее было дело, важное дело, и надо было решаться.
– Ну, вот так, короче, – сказала Зоя, предоставляя Пандему возможность самому сформулировать ее просьбу.
Пандем вздохнул – совсем как Зоин папа, которому предстоит в чем-нибудь ей отказать:
– Как ты это себе представляешь? Я ведь не могу заставить его. Не могу внушить ему… сама понимаешь что. Я могу только посоветовать тебе, что надеть, о чем говорить…
– Это само собой, – сказал Зоя, и голос ее дрогнул. – Понимаешь… Тебе ли не знать… Я очень люблю его. Это не шутки. Я очень-очень люблю его. Я хочу выйти за него замуж. Мне больше никто не нужен. Это вопрос жизни и смерти.
– Вопрос чего? – мягко переспросил Пандем.
Зоя махнула рукой:
– Ты понимаешь! Ты все понимаешь, не притворяйся… Я сделаю его счастливым. Послушай, ты ведь сам говорил, что я подхожу ему по темпераменту… По всему. Пандем, я очень хочу, чтобы и он тоже… Чтобы он меня, ну… Если ты меня любишь – помоги мне! Чего тебе стоит!
– Зоинька, – медленно сказал Пандем. – Я помогу тебе ровно до той черты, где начнется воля самого Шурки. Понимаешь?
– Хорошо, – отозвалась она, помолчав. – Так что, ты сказал, мне надеть?
* * *
Шура Тамилов был старше Зои на полтора года и учился в недавно построенной математической школе. Педагогический лицей, где занималась Зоя, стоял напротив, и двор у «математиков» и «педагогов» был общий.
Когда Зоя вошла в ворота, Шурка – в шортах и белой тенниске – стоял под баскетбольным кольцом, вертел в руках мяч и – в этом не было никакого сомнения – разговаривал с Пандемом. Зоя замедлила шаг; волнение было, как стая горячих ледяных иголочек. Ее мама не одобрила бы Шуркиного занятия, но Зое подумалось: может быть, именно сейчас Пандем говорит ему что-то важное для их с Зоей будущего…
– Привет, – сказала она, останавливаясь в двух шагах.
Шурка вздрогнул от неожиданности:
– Привет.
– Дай мне бросить по кольцу, – сказала Зоя.
– Возьми, – Шурка удивленно протянул ей мяч.
Зоя поставила сумку и отошла на штрафную линию. «Пандем, помоги мне!»
Пандем помог. Мяч на секунду задержался в сетке и скользнул вниз.
– Молодец, – сказал Шурка. – Без Пандема?
Она замешкалась. Завертела головой, делая вид, что ее окликнули; по счастью, мимо проходила парочка Шуркиных одноклассников, и взаимные приветствия очень удачно отвлекли Шурку от еле слышного Зоиного ответа.
– Ты сегодня идешь играть в оборону Измаила? – спросила Зоя, когда мальчишки убрались по своим делам.
– А у кого? – Шурка заинтересовался.