- Понятно. Авария, значит, серьезная и починить комбайн - вы на данный момент не можете, да?
- Не могу.
- А если колхоз подсобит?
- Колхозу такое не по силам. До встречи, - Федя согнулся, подпрыгнул, завис уже знакомо вниз головой и растворился вмиг, слившись с пронзительной небесной голубизной.
- Все! - запечалился бухгалтер Гриша Суходолов и взял в охапку сплющенный комбайн, понес его к березнячку, намереваясь там спрятать чудо инопланетной техники. Нес Гриша загубленный агрегат легко, на лице его была похоронная суровость.
Последние дни по берегу речки Таловки, где поставили палату и залетные и заезжие туристы перед тем, как двинуться дальше, в тайгу, ходил Никита Лямкин, исключительно трезвый, глаженый, в модных туфлях, новых, и важно требовал старшего группы. Старший объявлялся, Никита тотчас же отзывал его в сторонку, показывал справку, написанную от руки на тетрадном листочке в косую линейку. Справка гласила: податель сего, представитель колхозной общественности Никита Макарович Лямкин, состоит при депутатской группе по охране окружающей среды, и ему поручен контроль над туристами, следующими через село Покровское.
Справку Никита сочинил сам, а печать, не печать, кстати, а треугольные штамп, на той справке поставила сельсоветовская секретарша Нюша Белоярцева (она не любила туристов) и превысила власть свою исключительно ради тишины, ну а потом, ведь какая женщина останется в стороне от интриги? Лямкин действовал просто и надежно: он, заложив руки за спину, манил старшего, группы в сторонку и тоном, весьма властным, осведомлялся у последнего, имеют ли его подопечные документ об энцефалитной прививке? Такого документа ни у кого, за редким. исключением, не имелось, тогда Никита говорил, что в таком случае пребывание на территории, окружающей село в стоверстовом радиусе, посторонним воспрещено. Это, мол, категорическое предписание Министерства здравоохранения Российской Федерации, завизированное самим министром, фамилию министра Лямкин не знал и присочинил ее на ходу и для пущей убедительности: самим Иваном Германовичем Судоплатовым завизировано это решение. Потом следовали страшнейшие историй об энцефалитной болезни, свирепствующей окрест. Зараженный клещ, вещал с интимным придыхом Никита, по непроверенным пока данным ("надеюсь, это строго между нами?"), заброшен в эти места одной империалистической державой, и поражено страшной болезнью за последнюю неделю более ста человек, в основном, стоит, подчеркнуть особо, приезжих, не имеющих иммунитета. Буквально вчера отправлена домой вертолетом в тяжелом состоянии доктор филологических наук из Ленинграда Прасковья Семеновна Суслова ("встречали это имя в периодической печати? нет? жаль!"). Знаменитая женщина, фольклор приезжала собирать, хотя, на мой взгляд, никакого фольклора у нас нет, а матов везде можно понаслушаться вдоволь.
Представитель студенчества или наивный учитель физкультуры откуда-нибудь из средней полосы России нешуточно пугался:
- И что вы нам посоветуете, товарищ?
- Сматывать манатки и бежать отсюда, дорогие мои ненаглядные!
- Как же так, ведь столько ехали и на тебе!
- Вся тайга заражена, - говорил сельский активист. - Такие дела.
- Да как же, товарищ?!
- В свой район я вас не пущу, тем более, в тайге милицейские посты расставлены, и выбора у вас нет, друзья мои.
Лишь однажды лямковская тактика дала осечку: бородатый детина в старых кирзовых сапогах и свитере грубой вязки даже не поднялся (он лежал на каких-то тюках), сказал с ленцой, выплюнув изо рта замокревшую папиросу:
- Катись отсюдова, хмырь унылый, тюка по шее не смазал. Вы, ребята, его не слушайте, это тутошний алкоголик.
Никита было запузырился, но детина - смежил веки, смоляная борода его стала мерно вздыматься и опадать, из широких ноздрей пошел уютный посвист. Уже сквозь сон детина добавил: Вы у председателя здешнего поинтересуйтесь, что к чему, мужик серьезный, а этот, - на Лямкина был уставлен толстый и короткий валец, - мышь полевая, хорек.
- Я буду жаловаться!
- Я тебя счас на запчасти раскидаю, вставать только лень.
Сидор Иванович Ненашев с утра был втянут в конфликт. Мы уже рассказывали о том, что на окраине села стояла будка геологов, они под руководством мастера. Вити Ковшова вели разведку железных руд. Ковшовские ребята о том мы тоже упоминали - загнали колхозную кобылу, они, видите ли, хотели покататься. Колхоз по инициативе председателя подал в суд на хулиганствующих соседей. Случаи такого рода в районе уже наблюдались - имеется в виду злостное издевательство над животными - поэтому приговор был довольно строгим: пятьсот рублей штрафа и двоим, зачинщикам, по году условно; "Витя Ковшов аппеляций по инстанциям не подал, но взбеленился и прибег к недозволенному приему: подогнал к колхозной конторе, прямо к ее крыльцу, ЗИЛ с буром и начал сверлить вдоль завалинки дырки, ссылаясь на то, что имеет право, согласно договору, бурить где угодно и что вообще колхоз доживает последние месяцы и Покровское месторождение отнесено к наиболее перспективным, поэтому он руководствуется государственными интересами и никто ему не указ. Витю сперва уговаривали добродушно, участковый милиционер Голощапов, вызванный по тревоге, изложил прорабу в сжатой, правде, форме, свою биографию: он, Голощапов, имеет взрослых детей, прошел войну, но наглеца, подобно Ковшову, видит, пожалуй что, и впервые.
- Действие твое, гражданин прораб, уголовщиной пахнет. Еще Голощапов подчеркивал настойчиво, что молодые люди с высшим образованием, полученным от народных щедрот, должны обладать хоть мало-мальской культурой и не превращаться в разбойников с большой дороги.
- Ты, папаша, морали мне не читай! - принародно дерзил прораб. Он, подбоченясь, стоял возле ЗИЛ а в расстегнутой до пупа рубахе-марлевке, очень дорогой рубахе, и вызывающе посмеивался. - Где, значит, укажу, там и будут мои люди работать, у меня - карта, у меня план-задание, и я обязан его выполнять, вот что. Вот так.
В автомобиле за стеклом белозубо улыбался один из. Витиных разбойников, бур со стоном впивался в землю, выбрасывая россыпью глину, которая холмиком ложилась сбочь ямы. От глины исходил запах холодного тлена. Участковому Голощапову этот запах не нравился, и рука его все чаще ложилась на кобуру револьвера. Голощапов не имел представления о том, - как ему вести себя дальше, чтобы, с одной стороны, не застрелить наглеца и, с другой, чтобы отступить, не утратив чести и достоинства. "Звонить в район надо! - впадая в уныние, думал милиционер. - Посоветоваться надо". Советоваться с районом лейтенант не любил: начальство там было молодое, ироничное и непочтительное к старости.
