— Опомнись, ты же обречен! Ждешь подмоги? Она не придет. Пропусти нас — и останешься жив.
Грозный хохот воина эхом дробится по ущелью. Враги отступают на несколько шагов — так страшит их это неистовое веселье.
— Нет подмоги? — смеется воин. — А скалы, что стоят со мной плечом к плечу? Они не дают вашей своре навалиться на меня разом! Моя земля защищает меня. Убирайтесь вон, чужеземные псы!
Командир отряда гневно простирает руку:
— Убейте его!
С новой злобой иноземцы кидаются в бой — и вот уже чей-то кривой клинок находит щель в доспехах воина…
* * *
Гусиное перо рвет бумагу, яростно зачеркивая строку.
Голос:
— Не дам! Не позволю! Это мои герои! Я перепишу…
Второй голос — негромкий, скучающий:
— Ничего ты не перепишешь.
За столом сидит старый Автор. Рядом стоит Незнакомец в сером: зыбкая фигура, человек-марево. Черты его лица нельзя разглядеть, а порой на миг кажется, что на нем маска палача. Единственное, что выглядит реальным, — это меч в его руке. Огромный, тусклый, явно очень тяжелый.
— Ты ничего не перепишешь, — равнодушно говорит Незнакомец. — Твоя книга уже закончена.
— Я был молод, когда писал ее. Мир казался мне беспощадно жестоким. Теперь, прожив столько лет, я знаю, что жизнь добра, а люди милосердны.
— Это не имеет значения. Ты придумал мир? Он есть. Ты придумал героев? Они прожили и закончили жизнь так, как начертал им ты.
— Но я не хочу, чтобы гибли любовь, талант, отвага! И… и эти люди дороги мне.
— Поздно. Пиши, если хочешь, но твои строки будут фальшивы и мертвы.
— Неужели нельзя влить в них жизнь?
— Можно. Но это будет твоя жизнь, а у тебя ее не много осталось. Отдаешь?
Автор колеблется лишь несколько мгновений.
— Забирай!
* * *
Юноша протягивает к любимой руку.
— Идем же! — молит он.
— Не могу, боюсь… — говорит она, чуть не плача.
Юноша ободряюще улыбается:
— Я ведь обещал носить тебя на руках…
Он подхватывает подругу на руки и ступает на мост. Она закрывает глаза и прижимается к его груди.
Подскакавшие к мосту всадники, опустив луки, потрясенно глядят вслед юноше, несущему по узкому мосту свою любовь.
* * *
Поколебавшись, девушка в пестром бросает черную бусинку в стоящий на столе бокал.
Танец продолжается. В центре зала бьется подбитая птица, сражается за свою жизнь. Гости потрясенно замерли.
В глазах девушки в пестром вспыхивает озарение.
— Этот танец все равно не отпустит меня, — шепчет девушка. — Даже если она умрет — этот танец будет со мной. Всегда. До последних дней.
Танцовщица, завершив круг по залу, садится рядом с девушкой в пестром.
— Ну, как я сплясала? — весело спрашивает она и протягивает руку к бокалу.
Одновременно с нею к бокалу протягивает руку девушка в пестром. Их пальцы сталкиваются, бокал опрокидывается, вино растекается по столу.
— Ты это нарочно! — надувает губки танцовщица и оборачивается к смеющимся соседям по столу: — Эй, кто угостит меня вином?
* * *
— Вперед! — каркает командир чужеземного отряда. — Путь свободен!..
Но торжественная фраза застревает у него в горле.
Воин, только что казавшийся мертвым, поднимается на ноги. Его доспехи в крови, своей и чужой, но глаза горят неукротимо и дерзко.
— Вон отсюда! — вновь говорит воин опешившим врагам.
И, словно подхватив эти слова, вдали поет боевой рог. Идет подмога!
Остатки вражеского отряда обращаются в бегство. Израненный воин, опираясь на боевой топор, хохочет им вслед, а горы подхватывают его смех, несут навстречу звукам рога, который трубит все ближе, ближе…
* * *
Автор кладет перо. Глаза его полны слез.
— За все надо платить, — холодно говорит Незнакомец в сером.
Меч взмывает по дуге — и обрушивается на Автора.
* * *
Палец бьет по кнопке «Delete», яростно удаляя выделенный фрагмент текста.
Голос:
— Не дам! Не позволю! Это мой герой! Если для него жизнь и творчество равны… наверное, это бессмертие!
* * *
Меч взмывает по дуге — и обрушивается на щит, который в последний миг успевает подставить воин, заслонивший Автора.
— Вон отсюда! — бросает воин Незнакомцу так же весело и грозно, как приказывал чужеземцам в ущелье.
Автор мешком оседает на пол. Его подхватывает юноша, не дает упасть. Оба, не отводя глаз, смотрят, как тает, исчезает Незнакомец в сером.
Над Автором склоняется танцовщица, утирает его лицо краем покрывала.
Подруга юноши несет для Автора в ладонях воду от ручья…
От ручья?
Автор оглядывается.
Ни стола, ни стен…
Шумят листвой деревья на опушке леса. Задорно журчит ручей. Солнце щедро рассыпало по полю лучи. И рассекает это поле дорога — словно зовет Автора в путь, в любые дали, через весь мир.
Через весь созданный им мир…
Местное прозвище панцирной пехоты, «подобной крепостным башням».
Кириа (новогреч.) — госпожа, обращение к уважаемой пожилой женщине, бабушке.
Базилевс (обычно переводится как «царь») — наследственный монарх в Древней Греции, правивший одним или несколькими городами (не всей страной).
Де симфоно (новогреч.) — я не согласен.
Агапиты фили (новогреч.) — дорогие друзья.
Эфхаристо (новогреч.) — спасибо.
Архонт — в древнегреческом городе-государстве высшее должностное лицо, соправитель базилевса. Обычно назначались (выбирались) на установленный срок или пожизненно.
Не к добру это. Быть беде (здесь и далее — перевод с серб.). Ударения в сербском языке ставятся, как правило, на первый слог, в длинных словах — на второй.
В качестве эпиграфов здесь и далее использованы отрывки из стихотворения Милана Ракича (1876–1937) «Симонида». Пер. Виктора Кочеткова.
Будь здоров, государь мой.
Благодарю тебя. И благодарю страну эту, воистину великую, ибо в ней обитают ангелы.
