– Да. Будем ждать шести часов.
– Что такое? Мы никуда не едем? – как будто проснулась Петровская.
– Александра Ефимовна, мы вынуждены дожидаться шести часов вечера. Вы, если хотите, можете отправиться пешком. До Боровска здесь недалеко, километра два. Вам только надо будет обойти по лесу пикет, – ответил Колосов.
Она наморщила лоб, пожевала губами, потом сказала:
– Нет, поеду с вами в Малоярославец, тяжеловато мне пешком передвигаться.
После долгих поисков подходящее место было найдено, и Михаил загнал микроавтобус в лес, остановившись на небольшой поляне, где его совершенно не было видно с дороги. Виктор Петрович соорудил себе постель и тут же на поляне, рядом с машиной, завалился спать.
Проснулся он оттого, что тень уползла в сторону, и высоко стоящее солнце светило прямо в лицо. Колосов открыл глаза и тут же зажмурился, ослепленный ярким солнечным светом. Перевернулся на живот, посмотрел на часы: «Ого, два часа. Неплохо задремал! Минуток эдак на четыреста с лишком». Поднялся на ноги, потянулся, разминаясь, сделал несколько приседаний. Прошелся по поляне, заглянул через окно в машину. Там спала Петровская. Детей и Марины нигде не было. Вокруг царила тишина, нарушаемая только птичьим щебетанием.
Сначала Колосов услышал смех, потом треск сучьев и шум раздвигаемых кустов. На поляне появилась сначала Вика, за ней – Михаил в обнимку с Мариной. «Как будто и не было вчерашнего кошмарного дня, – подумал Виктор, – прямо таки картинка – „студенты выехали в лес на пикник“. Марина, в джинсах и белой маечке, без косметики, выглядела ровесницей его детей.
– Папа, на, это мы тебе оставили. – Вика протянула ему пластиковый стаканчик, заполненный лесной земляникой.
– Слушай, – вступил в разговор Мишка, – я тут такое открытие сделал. Я прихватил на той даче ноутбук. Он такой громоздкий, больше обычного. Я еще подумал, что это какая-то старинная модель. А это оказался такой крутой приборчик, что можно только мечтать было. Во-первых, у него автономное питание – разворачивается солнечная батарея, во-вторых – спутниковая антенна, в-третьих – тюнер, в-четвертых – спутниковый телефон, в-пятых – радио с широчайшим диапазоном, ну и, само собой, компьютер. Хотите телевизор посмотреть? Я сейчас настрою…
Но тут в разговор вмешалась Марина:
– Давайте мы прямо на поляне пообедаем. Разведем костерок, вскипятим воды. Попьем кофейку, а? Мишунь, давай наладь костерок. Вика, а ты помой пустые банки из-под консервов, мы в них воду вскипятим. Мы ведь не выбросили их, да? Виктор, помоги мне вытащить продукты наружу.
Через полчаса с обедом было покончено ,и все, развалившись на поляне, потягивали горячий кофе из пластиковых стаканчиков и смотрели, как Михаил возится с ноутбуком.
– Миш, ты под него еще одну коробку подложи и задвинь поглубже в тень. Во, вот так. Теперь отлично видно, – давал указания Виктор Петрович.
Первый канал показывал какую-то оперу. На РТР стояла заставка «Технический перерыв». Больше ни одного российского канала не было. Мишка настроился на CNN. Какой-то городской пейзаж, мельтешение человеческих фигурок на экране, несколько горящих автомобилей.
– Миша, стоп. Это же Москва, – сказала Вика, – прямой репортаж.
Михаил стал синхронно переводить закадровый текст диктора: «… погромы и грабежи в Москве. Первым пострадал супермаркет „Гипермолл“ на юго-западе города, принадлежащий международной сети „Квиксимарт“. Статичная картинка сменилась. Теперь камера двигалась внутри помещения. Разбитые витрины, перевернутое оборудование. Люди, бегущие и идущие не спеша. Все что-то тянут в сумках, пакетах, на тележках и просто в руках. Несколько молодых людей с упоением громят кассовые аппараты. Разгорающийся пожар в отделе автомобильных шин.
Миша продолжал: «Подобную картину можно увидеть сейчас почти во всех московских магазинах и рынках. Наши корреспонденты лично наблюдали несколько случаев расправ с торговцами. Убитые в основном кавказцы. В настоящий момент огромная толпа, преимущественно выходцев из Азербайджана, собирается на территории стадиона Лужники. В дальнейшем мы планируем сделать оттуда репортаж. Количество собравшихся трудно поддается оценке. Может быть, их там не одна сотня тысяч. Демонстрации и митинги проходят сейчас и в других местах Москвы». Сначала показали толпу с красными флагами у телецентра в Останкино, потом толпу с российскими триколорами у Белого дома. Крупный план – оратор с микрофоном в руках. Рядом с ним еще с десяток человек. Слов говорящего не было слышно.
– Смотрите, это же Полянский, – вскричала Вика, – а рядом с ним – Зеленцов.
– А Бикмаевой что-то не видно, – заметил Михаил.
Увиденное на всех произвело удручающее впечатление. На всех, кроме Петровской. Она явно возбудилась, вскочила на ноги и принялась мерить поляну своими короткими шажками и, наконец, разразилась речью:
– Наконец-то прогнивший авторитарный режим рухнул. Сейчас на улицах Москвы решается вопрос – куда пойдет страна. В Европу? Или в Азию? К демократии, правовому государству, правам человека и свободному рынку или к новому тоталитаризму, азиатчине и этой вечной русской дикости, замешанной на великодержавном шовинизме?
Но тут ее монолог был прерван самым беспардонным образом Колосовым-старшим:
– Александра Ефимовна, а зачем нам куда-то идти?
– Что? – не поняла та.
– Я спрашиваю, зачем нам идти в Европу или в Азию? Зачем нам примыкать к кому-то? Мы что, не можем оставаться самостоятельной страной, народом, заботящимся в первую очередь о собственном интересе, самостоятельно делающим свою жизнь свободной, богатой и комфортной?
– Ну, это старая песня. Уникальный путь России.
– Да нет же. Нет никакой уникальности. Ни в хорошем, ни в плохом. Нет европейской модели развития, так же как нет и азиатской. Вас послушать, так получается, что Европа – это демократия и прогресс, а Азия – тоталитаризм и отсталость. А куда вы причислите Японию, Тайвань, Южную Корею, Индию, наконец? К Европе, что ли? Или вы отрицаете наличие в этих странах зрелой и развитой демократии? Есть единая модель развития человеческой цивилизации. И каждый народ идет по этой единой цивилизационной лестнице. Все идут по одним и тем же ступеням, только в разное время. И конечно, характеры у всех идущих разные. Кто-то спокойно и уверенно топает вверх, держась за поручень, кто-то скачет на одной ножке, насвистывая веселую песенку, кто-то крадется неслышными кошачьими шагами, осторожно прощупывая перед собой каждую следующую ступеньку, а кто-то самоуверенно пытается перескакивать сразу через несколько ступеней, при этом оскальзываясь, падая и разбивая себе коленки в кровь. Да и чем Европа в своем историческом развитии принципиально отличается от России? В ХХ веке практически все страны Европы пережили период существования тоталитарно-авторитарных режимов. От Франко и Петэна – Де Голля на западе до Антонеску – Чаушеску на востоке, от Маннергейма – Кекконена на севере до Муссолини и «черных полковников» на юге Европы. И в чем их отличие от России? Только в том, что в России режим был жестче, что просуществовал он дольше, что мы так безобразно долго и бестолково выкарабкиваемся из-под руин этого режима, рухнувших нам на головы? Но это не принципиально для исторического процесса. Это принципиально только для нас, грешных, в частности и для русского народа в целом. Боюсь, что для движения по той самой цивилизационной лестнице у нас уже не осталось сил ни прыгать, ни бежать, ни идти, ни даже ползти. А тут вы еще с палкой стоите, подгоняете, заставляете сделать еще один рывок, уже последний, после которого этот народ просто перестанет физически существовать.
