— Ну а теперь что за тост будет? — спросил Мочалов, разливая остатки коньяка.
— За небо над нами!
— Давай за небо! — согласился генерал. — Под этим небом хорошо дышится.
Потом они направились в пятый вагон, и Ефимков перенес в купе генерала свой небольшой чемодан. Сняв китель с разноцветными орденскими планками, он надел пижаму и с наслаждением стал набивать трубку. Искоса посмотрел при этом на друга.
— Ты как?
— По-прежнему не курю, — отказался генерал.
— Жаль, — вздохнул Ефимков, — мне под старость стало казаться, что человек, брезгающий трубкой, многое теряет. Люлька, она мыслить располагает.
— Ты стал сентиментальным, Кузьма.
— Помилуй бог, Сережа. Чего нет, того нет. Просто во мне собственный опыт заговорил.
— А меня к трубке не тянет, — улыбнулся добродушно Мочалов, — да и должность сейчас такая, что курить противопоказано. Обязан пример подчиненным подавать. А уж кому-кому, а им и на понюшку табаку нельзя.
— Да, да, — деланно зевнул Ефимков, — ты же обещал рассказать, на какой ты теперь работе.,
— Действительно, обещал, — согласился генерал, тоже снимая китель и форменную рубашку. Оставшись в одной белой майке, он плотнее притворил дверь и сел на диван к Ефимкову. — Видишь ли, Кузьма Петрович, я уже полгода не служу в строевой авиации.
— Это я сразу понял, — подхватил Ефимков. — Но где? В каких войсках? К ракетчикам, что ли, подался?
— Бери выше, — улыбнулся Сергей Степанович. — Назначен командовать особым отрядом космонавтов.
— Ты! — Ефимков от удивления замер. — Да какой же ты, извини меня, космонавт?! И годы уже не те, и делом этим, насколько мне известно, ты никогда не занимался.
— Примерно так я и заявил, когда мне предложили эту должность, — улыбнулся Мочалов. — Выслушал меня один ответственный товарищ и головой покачал. «Когда вы вступали в партию, товарищ Мочалов?» — «На фронте, отвечаю, и партбилет между двумя боевыми вылетами получал. Только в разных местах: вступал под Орлом, а получал уже за Днепром». Он засмеялся, но глаза, гляжу, строгие. «Не годится, говорит, коммунисту-фронтовику пасовать перед трудностями». Я стал ссылаться на свою некомпетентность, сказал, каким, по моему убеждению, должен быть командир подобной части. Он меня снова остановил. «Вы как думаете, с чего начинается техническая революция?» — «С появления новых форм труда». — «А еще точнее?» — «С появления новых орудий труда».— «Правильно. Сначала появляются новые орудия труда, а потом — производственные отношения, которые им должны соответствовать. Давайте с точки зрения диалектики и отнесемся к новой профессии летчика-космонавта. Согласитесь: сначала появилась идея осуществить полет человека в космос, затем — корабль, способный поднять человека, и потом уж — первый отряд космонавтов. А вот академию, готовящую командиров таких отрядов, мы не смогли сразу открыть. Да и то сказать — космонавтике нашей год с небольшим, а срок обучения в любой академии не меньше трех-четырех лет. Как же быть?» Я пожал плечами, а он усмехнулся и закончил: «Из авиации надо брать кадры. Таких, как вы, выдвигать. Когда вас назначили командиром эскадрильи, вы были уверены, что с этой должностью справитесь?» — «Не очень», — отвечаю. «А когда полк доверили?» — «Тем более». — «А когда дивизию дали?» — «Совсем поначалу растерялся». Он засмеялся: «А знаете почему? Потому что во всех случаях вы шли на новое дело. И сейчас на новое дело идете. Но партия вам доверяет...» Вот я и пошел, Кузьма Петрович. Трудно было поначалу, очень трудно. Но чертовски интересно.
— И корабли космические ты видел? — оживился Ефимков.
— Зачеты даже по материальной части сдавал.
— Ну а с Главным конструктором беседовал?
— Было.
— Вот, по-моему, человек! Глыбища!
— Большой человек! — подтвердил Мочалов.
Вагон покачивало. Временами под колесами жестко взвизгивали рельсы. Тихо тлела трубка в руках Ефимкова, негромкий голос Мочалова наполнял купе:
— Ты вот спрашиваешь, что такое первые полеты человека в космос. Конечно, если быть откровенным, это, что называется, проба пера. Мы сейчас пишем и говорим, что наши корабли несравненно лучше и надежнее американских капсул. Но придет время, и в сравнении с новыми они будут выглядеть, как самолет ПО-2 рядом со сверхзвуковым реактивным истребителем. Первые полеты — это разведка околоземного космического пространства.
— Нечего сказать — разведка, если весь мир о ней шумит! — гулко рассмеялся Ефимков.
— Так-то оно так, — согласился Мочалов, но мы смотрим вперед, в будущее. А наше будущее — это орбитальные станции, монтажные работы в космосе, высадка на Луне. Сам понимаешь, какие кадры нужны для этого.
— Ну а в наши края ты по какой надобности прискакал, Сережа? Сказать можешь?
— Скажу. Во-первых, в штабе округа надо мне о парашютных прыжках договориться. Собираюсь свой личный состав весной сюда привезти. Еще кое-какие организационные дела. В том числе должен на вакантное место одного паренька из молодых летчиков в отряд подобрать.
— В космонавты?
— Да.
— И почему ты его решил искать именно у нас? Не свет же клином сошелся на нашем округе.
Генерал прищурился и с усмешкой посмотрел на друга:
— Только потому, что служит в этих краях некий полковник Ефимков. Когда я об этом узнал, сразу подумал: вот кто лучше всех мне поможет. Доложил начальству и получил от него «добро».
— Вот за это спасибо, — растрогался Кузьма Петрович, — спасибо, что друга не позабыл. Да я тебе на выбор такие кадры предложу — лучше нигде не найдешь.
***
В понедельник утром Кузьма Петрович Ефимков подъехал к штабу на час позднее обычного. Полетов в этот день не было, в учебных классах шли занятия. В его приемной уже давно сидел начальник отдела кадров майор Бенюк с огромной кипой личных дел на коленях. Окинув бегло эту кипу и самого Бенюка, Ефимков спросил:
— Принес?
— Принес, товарищ полковник.
— Как я просил — молодые, красивые, хорошие летчики и физкультурники?
— Так точно, — подтвердил ничего не понимающий майор, — может, вы все-таки объясните, товарищ полковник, почему вас самые красивые заинтересовали.
— Это тот случай, когда начальнику вопросов задавать не положено, — прервал Ефимков, сверху вниз взирая на невысокого Бенюка. — Клади мне эти папки на стол.
Он прошел в кабинет и по телефону приказал начальнику медицинской службы немедленно принести личные медкнижки всех тех офицеров, чьи личные дела отобрал Бенюк.
Потом, когда это было сделано, связался со своей квартирой. К телефону долго никто не подходил, длинные басовитые гудки следовали один за другим. Наконец в трубке послышался голос генерала Мочалова:
