— А случаю на твою веру три кучи с верхом. На то он и случай, чтобы ни от чего не зависеть — ни от достоверностей, ни от закономерностей.
Пассер не ответил.
Джолли смотрел из окна спальни на узкую поселковую улицу, припорошенную первым снегом. Дом у него такой же, как и у большинства гирреанцев: саманная трёхкомнатка с большой кухней, которая по совместительству была и столовой, и гостиной.
«В Алмазном Городе, — думал Джолли, — квартиры придворных десятого ранга однокомнатные, с крохотной кухонной нишей и душевой кабиной. В баню мы ходили по записи, на ванну или парную отводилось не более получаса».
Здесь баня пристроена к дому. Никто никуда не торопит, кости греть можно столько, сколько захочешь. «Точнее, столько, сколько твой бюджет позволяет потратить на топливо».
В дверной косяк коротко постучал Кандайс, приёмный сын Джолли, высокий мощнотелый наурис восемнадцати лет. Джолли повернулся к нему, посмотрел вопросительно.
— Мама обедать зовёт, — сказал Кандайс. — Бать, а ты что такой смурной?
— Да так, — улыбнулся Джолли, — придворная жизнь вдруг вспомнилась.
Кандайс опустил глаза.
— Ты можешь туда вернуться. Преподобный Григорий своё свидетельство нигде не регистрировал. Считай, его вообще не было.
— Глупый. — Джолли подошёл к сыну, прикоснулся к плечу. — Я подумал, что не будь опалы, у меня не было бы ни тебя, ни твоей сестры, ни вашей матери. И школы у меня тоже никогда бы не было.
— Школа из козьего сарая перестроена, — сказал Кандайс.
— Главное, что это школа. Моя школа.
— Так ты не жалеешь, что остался в Гирреане?
— Глупый, — повторил Джолли. — Нельзя жалеть о том, что предпочёл настоящую жизнь кукольной.
— Но в Алмазном Городе ты мог бы… — Кандайс не договорил, сделал неопределённый жест.
— Нет, — уверенно ответил Джолли. — В Алмазном Городе я не смог бы сделать и половины того, что сделал в Гирреане. И не получил бы даже сотой доли того, что обрёл здесь. В кабинете патронатора я понял это с полной отчётливостью.
— Я так боялся, что ты уедешь, — тихо сказал Кандайс.
— Я тоже.
Кандайс посмотрел на отца непонимающе.
— Ты это о чём?
— Уже не о чём. — Джолли взял сына под руку. — Пошли обедать. Мама рассердится, что задерживаемся.
Ульдима, супруга Джолли, маленькая, тоненькая, изящная до хрупкости, накрывала на стол. Двигалась женщина с такой грацией, что казалась сотканной из воздуха. «В сравнении с ней придворные дамы выглядели бы коровами, — подумал Джолли. — И ни за что не простили бы моей фее такого недосягаемого превосходства».
— Мам, а что ты на пятерых накрываешь? — спросил Кандайс.
— Авдей придёт, — ответила вместо матери его сестра, тринадцатилетняя Лайонна. Кандайс помог ей подкатить инвалидную коляску к рукомойнику, дал полотенце.
— Вы уезжаете в два? — спросила мужа Ульдима.
— В половине третьего.
Кандайс подкатил кресло сестры к столу. Ульдима поставила на стол плетёнку с хлебом.
— Так не ко времени ваша поездка! В Каннаулите ждут Погибельника и… — женщина отвернулась.
— Всё хорошо, лапушка, — обнял её Джолли. — Именно благодаря Погибельнику Каннаулит сейчас самое безопасное место в Бенолии. Там коллегианцев и агентов охранки больше, чем местных жителей вместе с конкурсантами и обслугой «Оцелота». Заодно и в Плимейре порядок наведут. Так что ни воров, ни грабителей, ни наркоторговцев там даже близко нет. А здесь этого контингента четверть посёлка. Но ведь живём.
— Я боюсь за тебя.
— Маловероятно, чтобы Погибельником сочли меня, а больше в Каннаулите бояться нечего. Даже конкурсного провала.
— Уверен? — скептично оттопырил хвост Кандайс.
Ульдима мягко выскользнула из объятий мужа, стала разливать по тарелкам суп.
— В друзьях сомневаться нехорошо, — сказала сыну. — Особенно в своём самом лучшем друге. Тем более нехорошо сомневаться в мастерстве отца. По-твоему, он Авдея плохо учил?
— Я не в них сомневаюсь, а в честности жюри. Простолюдин, гирреанец, да ещё и анкета по отцу палёная. Кто ж такому приз даст?
— Но ведь на региональных конкурсах дали.
— Так то регионалка, — возразил Кандайс. — А это финал.
Джолли улыбнулся.
— «Хрустальная арфа» всегда проводилась честно. По одной простой причине — там никогда не крутилось ни денег больших, ни престижей высоких.
— Однако в Алмазный Город ты попал именно после «Арфы».
— Но занял на ней третье место. А гран-при получил тот, кто был его достоин. В этом году его возьмёт Авдей. «Арфа» — честный конкурс.
— И ты не ревнуешь?
Джолли посмотрел на сына с недоумением.
— Я учитель. А мера учительского успеха определяется только достижениями учеников. Разве твой тренер когда-нибудь ревновал тебя к наградам, пусть даже тем, которые в своё время не смог получить сам?
— Нет, — опустил глаза Кандайс. — Радость Олега-сенсея всегда искренняя.
— Потому что он настоящий учитель, сын. А в учительстве существенной разницы между музыкантом и единоборцем нет. Странно, что ты это до сих пор не понял, — в голосе Джолли прозвучала глубокая обида пополам с гневом.
Кандайс согнулся в церемониальном поклоне, замер.
— Да, отец. Я не подумал и сказал глупость. Диирн благоволит принять мои извинения?
— Перестань, — недовольно дёрнул плечом Джолли. — Придворные ужимки тебе не к лицу.
В дверь позвонили.
— Это Авдей, — быстро сказал Кандайс. — Я открою.
— Да, — кивнул Джолли.
«Что же я упустил в тебе за эти пять лет, мальчик? Но ведь ещё не поздно, ты так юн… Одна случайная ошибка закономерностью не станет, ты всё поймёшь и больше никогда так не подумаешь».
= = =
Светало. Батраки закончили завтракать и разошлись по работам. Вслед за ними из-под навеса ушли и старшины. Кухонные служки начали убирать со стола. Гюнтер принёс Николаю Ватагину вторую порцию похлёбки.
— Никогда бы не подумал, — сказал Николай, — что варево из трелговой шелухи может быть таким вкусным. Ты не иначе как шаман какой-нибудь, заколдовал его.
— Что вы, — улыбнулся Гюнтер. — Ведь трелговая шелуха очень хороший продукт. Витаминов много и организмом усваивается легко. Просто перед готовкой её нужно обязательно полчаса вымачивать, чтобы удалить неприятный привкус. Но не передержать, иначе тоже невкусно будет. Почему-то у вас мало кто соблюдает это простое правило. А ведь глупо не ценить собственное богатство.
