На экране стадион сменился снятым сверху зрительным залом телевизионного театра. Он быстро заполнялся людьми…
На сцене — господин Чири на радостях бурно обнимал свою мамашу.
— Для вас, дорогой мой Эрквуд, это, конечно, большой праздник, — прокомментировал Джеймс. — Но у меня, к сожалению, не так уж много времени, — он придвинул листок поближе к Мефистофелю. С трудом оторвавшись от экрана, Мефистофель рассеянно заглянул в смету. — Миллион? Целый миллион? — Он даже присвистнул от удивления.
— А вы сначала прочтите, как следует! — обиделся Джеймс. — Это ваш Васермут мог себе позволить работать по дешевке — мотив ревности, сочувствие рогоносцев среди членов жюри и публики.
Я взглянул на Мефистофеля. “Отрицай, отрицай!” — почти молил я. Но он молчал. Потом еле заметно кивнул. И тогда я понял, что еще надеялся на чудо, — может быть, Телемортон все-таки неповинен в смерти Торы. А теперь с оглушительным шумом оборвалась последняя призрачная ниточка, уже не спасительная, но по-прежнему отчаянно необходимая.
Я хотел броситься на Мефистофеля, но мне еле удалось добраться до ближайшего кресла. А Джеймс тем временем бодро продолжал:
— Наших людей, если их поймают, будут защищать Симпсон и Файербенд — знаменитости, экстра-класс, хотел бы я получать такой гонорар! Но и этим абсолютным чемпионам красноречия вряд ли убедить суд, что небезызвестный, многократно задержанный полицией субъект убил миллионера Болдуина Мортона из-за того, что тот лез под юбку его горячо любимой супруги. Поэтому мы включили в смету пункт шестой: от 20 до 25 % за устройство побега из тюрьмы… Итак, подписывайте чек, и делу конец! — скомкав листок, Джеймс деловито поднес к нему золотую зажигалку и, прикурив от пылающей бумаги длиннкщую гаванскую сигару, разъяснил мне: — Ни одно лицо, правда, не упоминается здесь по имени, но, знаете, мой дорогой Мортон, в нашей тонкой профессии лучше не оставлять следов…
Джеймс был настолько увлечен собой, что не замечал моего состояния. Мефистофель рассеянно следил за догоравшей в пепельнице сметой, но я чувствовал: его недюжинный ум работает вовсю, чтобы секунда в секунду уловить мою следующую реакцию и мгновенно перехватить инициативу.
— Пусть Болдуин живет! — сказал я. — Существует лучший выход!
Мефистофель, не глядя на меня, вытащил из внутреннего кармана пиджака чековую книжку:
— Это отвратительно, я совершенно согласен с тобой, Трид! Но иного выхода нет! К счастью, твой двоюродный брат не знал, что убежище под “Великим Моголом” защищено не только трехъярусной броней, но и противоосколочными амортизационными прослойками. Иначе ты не сидел бы сейчас рядом со мной и не узнал бы горькой правды о своей Торе… А я ведь уже давно собирался тебе рассказать… — он виновато вытер глаза носовым платком.
Мефистофель был кем угодно, только не ханжой. Он ставил ловушку, заманивал в нее противника, беспощадно уничтожал, но никогда, ни при каких обстоятельствах не произносил сочувственных речей над могилой жертвы. И вдруг — это полупокаяние, сделанное в такую минуту, когда, будь у меня револьвер, весь заряд, возможно, прорешетил бы его упрямо открытые, с грустинкой, глаза. Но вместо оружия у меня в кармане был всего лишь номерок от кадоеры хранения. Осязая всем своим существом — победить я могу только мертвого, живой Мефистофель снова возьмет верх, — я грубо вырвал из его руки уже подписанный чек и бросил в пепельницу. Он соприкоснулся с тлеющим пеплом, воспламенился, закорчился в агонии, и я, следя за его медленной смертью, представлял себе, что умирает мой злой гений.
А на экране буйствовал праздник. Тысячи болельщиков с самого утра толпились вокруг телебашни, ожидая исхода великой битвы. Сейчас они были вознаграждены — громкоговорители объявили, что их всех до единого пустят в театр без билета. Давя друг друга, они устремились к подземным тоннелям. Следующий кадр уже показывал, как они заполняют все проходы амфитеатра, кишащим муравейником облепляют обычно пустую галерку, лезут на сцену, качают на руках господина Чири и его огромную мамашу.
— Ты совершенно прав, мой мальчик! — внезапно сказал Мефистофель. Никогда доселе он не называл меня так. — Совершенно прав, — повторил он. — Даже за такого мерзавца, как Болдуин, миллионы — это уж слишком. Мне кажется, наш Джеймс пытается на этот раз сочетать тонкую профессию с грубым вымогательством.
— Я? — Джеймс подскочил. — Дорогой Мортон, объясните вашему Мефистофелю, что не такой я человек. Хотя, состоя при вас телохранителем, научился деловому подходу именно у него! Но Джеймс Бонелли умеет быть благодарным! Для вас, — он поклонился Мефистофелю, — для вас, кто вытащил меня из чикагских трущоб, хоть задаром! Но, увы, это пока еще не мое личное предприятие. И если вы, мой дорогой Мортон, полагаете, что ваш в высшей мере живописный жест внесет коррективы в нашу смету, то глубоко ошибаетесь. Мы работаем по твердому прейскуранту!
— Ладно! — вырвав из чековой книжки новую страничку, Мефистофель повернулся ко мне спиной, чтобы заполнить ее. Только сейчас я заметил, насколько он ссутулился за месяцы моего отсутствия. После больницы мы с ним разговаривали лишь по телефону. Пока я был в Индии, он ни разу не связался со мной по международному видеону. Я помнил его еще прямым, властным, несогбенным в каждом движении и слове. А теперь, глядя на старческую спину, подумал — ненадолго он переживет меня. Его по-прежнему великолепная голова отбрасывала на экран огромную тень, эта тень казалась мне посмертной гипсовой маской, сквозь нее цветными пятнами проступала гоночная трасса. А на ней: два вставших при столкновении на дыбы автомобиля, через них перелетает третий, врезается в четвертый, взрываются моторы, чад горящего бензина густой пеленой скрывает все четыре машины. И двойной ликующий вопль — режиссер умело показал одновременно и публику в зрительном зале, и публику на трибунах. Ликование все нарастало, а аварийная команда, уцепившись длинными крюками за накаленные докрасна обломки, уже стаскивала их с дороги.
— Нет! — я остановил Мефистофеля.
— Ваше дело, — Джеймс пожал плечами. — Не устраивает — Болдуин Мортон останется жив, а вместо него умирает Тридент Мортон.
Вошел секретарь и что-то шепнул Мефистофелю на ухо.
— Хорошо! — Он быстро заполнил чек.
— Нет! — сказал я, медленно придвигаясь к нему. — Я сам!
— Сами? — Джеймс засмеялся. — Не советую. Для такой операции у вас слишком тонкая кишка. Попадетесь, как пить дать! Это — профессия! Дилетантам лучше держаться подальше.
— Глупости, Трид! — Мефистофель безуспешно пытался казаться спокойным. — Вот чек! — Его дрожащая рука-как будто искала кого-то.
