Плывущее в серой мороси вечернее шоссе было почти пустым, и Баг гнал так, словно умирающего спешил доставить в больницу. Длинный, шагов на полста, мутный шлейф размолоченной влаги тянулся сзади, словно цзипучэ дымил. Богдан, время от времени поводя головой и чуть ежась от узкого, но злого потока мокрого воздуха, рвущегося в приоткрытое окошко, то и дело посматривал на часы. Когда Баг, не сбрасывая хода, облетал какую-нибудь заблестевшую в свете фар повозку, Богдан судорожно хватался за поручень. Он водил свой «хиус» не так. Совсем не так.
– Успеем? – отрывисто спросил он.
– Обижаешь, – сквозь зубы ответил Баг. Помолчал, свирепо обгоняя длинный, как подводная лодка, двухэтажный рейсовый автобус; из ярко освещенной хвостовой части второго этажа – оттуда, где буфет – сидящие за столиками закусывающие подданные принялись показывать сверху на цзипучэ пальцами, о чем-то оживленно заспорив. «Спорят, разобьемся мы, или нет», – подумал Богдан. Автобус мелькнул и провалился во мглу позади, и только сама эта мгла, вздыбленная широкими ухватистыми шинами, подсветилась молочным, быстро слабеющим свечением от его фар.
– Продолжай, – сказал Баг.
– Что продолжать? – удивился Богдан. – Я молчу.
– Именно. Ты уже полчаса молчишь. Спросил «Кто же тогда?» – и умолк. Отвечать Ли Бо будет, что ли?
– А, вот ты о чем… А тебе – слабо?
– Я веду. И, между прочим, до назначенного принцессой времени осталось двенадцать минут. А у тебя голова свободна.
– От мыслей, – честно признался Богдан. – Я травмирован несправедливостью, царящей в этом мире. После эпизода с Бибигуль мне надо какое-то время, чтобы прийти в себя.
– Не время тебе надо, а рюмку эрготоу. Или две. А еще лучше – три! – Баг кивнул сам себе. – Да! Три рюмки, не меньше.
– Попроси у еч Ли. Так мол и так, скажи, принцесса, хочешь стать настоящим напарником – ставь бутылку особой мосыковской… У тебя тут в императорской резиденции наверняка завалялось. А она ответит: да-да, конечно, как раз в фонтане Золотого Льва охлаждается.
– Остряк.
Они примчались к вратам за три минуты до десяти. С душераздирающим визгом цзипучэ проехал на схваченных намертво тормозными колодками колесах шагов двадцать поперек всей стоянки, разбрасывая фонтаны брызг и клубы пара из вскипевших луж, и остановился уже под козырьком, пядях не более чем в двух от одного из панически одеревеневших, выпучивших глаза, карнавально нарядных привратных вэйбинов.
– Гармоничным соблюдением церемоний сильна Поднебесная, – пробормотал Богдан, переведя дух, и полез в карман ветровки за дававшей возможность прохода через врата платиновой пайцзы в форме рыбы, полученной днем от принцессы. Но пайзца не понадобилась. Из тени за вратами вышел человек в дворцовом одеянии до пят и под зонтиком, чуть щурясь, вгляделся в лица выходящих из повозки Богдана и Бага и склонился в поклоне. Напарники ответили ему тем же. Багу показалось, что этот человек был в дневной свите принцессы.
– Вас ожидают, – тихо сказал свитский и безо всяких верительных знаков повел напарников через левую боковую дверь торжественно запертых врат.
Драгоценноприехавшая преждерожденная единочаятельница принцесса Чжу изволила принять их в Павильоне Красного Воробья. За то время, пока напарники катались взад-вперед и мучили несчастную Бибигуль, Чжу успела переодеться и чуть подрумянить щеки; а может, быть, просто отдохнула – так, что вызванная длительным перелетом бледность сошла с ее обворожительного лица. Ее брови и длинные ногти сделались немного другого оттенка, нежели днем, а вечерний неофициальный халат, тончайший и мягкий даже на вид, делал ее неотразимо соблазнительной; он был нежно-персикового цвета и немного переливался. Высокая прическа принцессы была по-домашнему украшена лишь одной гранатовой шпилькой.
Обстановка павильона тоже ничем не напоминала квартирку Хаимской: расшитый сценами из классического романа «Сон в красном тереме» шелк на стенах, немного резной мебели, покрытой черным лаком, пышный ковер во весь пол, распахнутое окно, в которое грустно заглядывала, поблескивая каплями на листьях, ветка березы; свиток с видом горы Эмэйшань и стихотворными строками – с одной стороны окна, громадное чаньское «кэ» на свитке – с другой. Просто и без излишеств.
– Не помогут ли опустошить этот чайник драгоценнонавестившие скромную деву преждерожденные ечи? – не без кокетства спросила принцесса, с неземной грацией восседая на подушках возле низкого, инкрустированного перламутром и слоновой костью столика. На столике размещался пузатый, размером с две головы Бага, фарфоровый сосуд, расписанный строками из Ду Фу, и снежно светились в ожидании три нежнейших и тончайших чашечки.
«Началось, – с тоской подумал Баг, не в силах, однако, оторвать взгляда от прекрасного фарфорового личика. – Издевается, как днем. Но почему? Что такого мы опять сделали?»
«Началось, – с тревогой подумал Богдан. – Неужели она тоже, подобно нам, не знает, как себя вести? Вне ранжира правильных церемоний – теряется, и оттого громоздит несообразность на несообразность? Хочет простоты и единства – но не ведает, каковы они? Значит, надо помочь». Он отогнал мимолетную мысль о том, что мог интерпретировать поведение принцессы неправильно.
Будь, что будет. Прутняки, прутняки, не тревожьте солдат…
Богдан решительно шагнул вперед, к столику, и, скрестив ноги, уселся на подушки напротив принцессы.
– С удовольствием, еч Ли, – сказал он. Обернулся к стоявшему, будто соляной столб, Багу и похлопал ладонью по подушкам рядом с собой. – Двигай к столу, дружище. Или тебе пива? – снова обернулся к принцессе. – Напарница, мой друг полдня мечтает о бутылочке «Великой Ордуси». Но у нас и минуты свободной не было… Выручите?
Принцесса и впрямь стала вся как фарфоровая. Ее фигурно выписанный помадой нежный ротик ошеломленно приоткрылся, и оттого она сделалась похожа на испуганную девочку.
В горле у Бага что-то заклокотало. Если бы взгляд мог испепелять, от Богдана осталась бы лишь прожженная в ковре и в полу дымящаяся дыра. Баг шагнул вперед, сел на подушки и по пути незаметно, но вполне ощутимо пихнул напарника ногой в седалище. Богдан и ухом не повел – его лишь немного встряхнуло.
Принцесса медленно подняла раскрытые ладони – на одном из ее запястий невесомо качнулся сложенный розовый веер, – чтобы хлопком позвать кого-нибудь из слуг. Какой приказ она бы отдала – ни Богдан, ни, тем более, Баг, не могли сказать с уверенностью.
– Мой друг шутит… – просипел Баг деревянным голосом.
Богдан засмеялся.
– Принцесса, – сказал он, почтительно, но коротко кланяясь, и тут же вновь поднимая голову, – мне кажется, с самого начала мы с вами никак не можем взять верный тон. По-моему, это из-за того, что мы с напарником оба в первый момент действительно выглядели как болваны. Но клянусь вам и Спасителем, и Учителем, это всего-навсего оттого, что мы ожидали никак не принца и уж тем более не принцессу. А потом слово за слово… покатилось. Мы были потрясены не вашим небесным положением, а вашим полом и вашим очарованием.
