Впрочем, все это в конечном итоге можно было считать шуточками. Настоящая работа началась много позже, когда Клещовым уже овладела неудержимая и волнующая страсть к деньгам. Времена «трудные, но светлые» как раз сменились временами легкими, но темными. В памяти Клещова этот исторический момент почему-то ассоциировал с исчезновением в гастрономах колбасы, началом джинсовой эпопеи и первыми судорогами книжного бума. Многие его сверстники, и что самое обидное — даже знакомые, стали обзаводиться машинами, дачами, кооперативными берлогами, импортным барахлом. Не за зарплату, само собой. Всего этого хотелось и Клещову. Да еще как хотелось! Может быть, впервые в жизни он задумался всерьез и надолго. В типографии, где он в то время работал, воровать, кроме газетной бумаги, было нечего. Для карьеры фарцовщика требовались связи, знание языков и наличие некоего первоначального капитала. Заниматься выращиванием ранних овощей, цветов или пушных зверей он не собирался. Не лежала его душа и к «шабашкам» в сельской местности. Единственное, что он умел делать в совершенстве — чертить, рисовать, копировать. Вывод напрашивался сам собой. Первую фальшивую десятку он рисовал целый месяц, все вечера напролет. На разгрузке вагонов за тот же срок можно было заработать во много раз больше.
Однако Клещов верил в свою звезду и был терпелив. За зиму он основательно подпортил зрение, но набил руку. Трудностей со сбытом на первых порах не было, однако во время пятой или шестой попытки, уже подходя с покупками к кассе, он заметил, что каждый предъявленный червонец подвергается скрупулезному осмотру. Как на беду, других денег у Клещова с собой не имелось. Он попробовал повернуть назад — не удалось, напирала нахватавшаяся дефицитов толпа. Пришлось притвориться безденежным пьяницей. Из магазина его выдворили за шкирку, к счастью без мордобития. Наутро Клещов ощутил где-то в сердце тоненькое булавочное острие, которое впоследствии всегда сопровождало его, то почти исчезая на время, то разрастаясь до размеров кинжала.
Забросив трудоемкие и весьма ненадежные живописные опыты, Клещов засел за разработку технологии типографского метода, для чего по книгам изучил фотодело, целлюлозно-бумажное производство и материаловедение. Устроился работать гравером в мастерскую худфонда. Малыми партиями скупал по деревням самую тонкую овечью шерсть и подходящее по номеру льноволокно. (Впоследствии химики из МВД по пыльце растений и микрочастицам, обнаруженным в самодельной дензнаковской бумаге, довольно точно определили регион ее производства.) На все это ушел не один год и немало настоящих, всамделишных денег. Наконец, дело пошло, обещая головокружительный успех в самое ближайшее время. Однако сбыть удалось только двадцать купюр, да и то в основном подслеповатым базарным торговкам или подвыпившим буфетчицам. Неважные получились деньжонки, может быть, даже хуже тех, рисованных. Несколько раз Клещов спасался буквально чудом. Вдобавок вышли неприятности на работе — его поперли из мастерской, обвинив в краже литографского камня. Пришлось, бросив все, ретироваться в другой город. Из всех этих бедствий Клещов вынес следующее резюме: удачу может гарантировать только фальшивка, выполненная в точности как оригинал, или, в крайнем случае, еще лучше его. Как тот первый, незабвенной памяти билет в кино. А на это у него не доставало ни знаний, ни опыта, ни технической сноровки.
Резкая перемена к лучшему наметилась в его жизни только после встречи с Борей Каплуном, Однажды метельным декабрьским вечером тот остановил Клещова возле стеклянной забегаловки, известной в городе под названием «Мутный глаз», и предложил в обмен на стакан вина открыть тайну путешествий во времени. Сухой колючий снег больно хлестал по лицу, забивался за воротник, а Боря, одетый в штопаный лыжный костюм и дырявые кеды, ничего этого как будто не замечал. В таком виде он действительно был похож на пришельца из совсем других веков.
И Клещов сразу всем нутром почувствовал, что это именно тот человек, который ему нужен.
История Бориных злоключений вкратце выглядела примерно так. Был он изобретателем, как говорится, милостью божьей. Причем природа наделила его не только головой, но и руками, что случается, в общем-то, не очень часто. Современное состояние техники совершенно не устраивало Борю. Был он непримиримым врагом банальных истин и тривиальных конструктивных решений. Если для какого-нибудь устройства ему требовалось вдруг колесо или, скажем, болт, он всякий раз изобретал это колесо или болт заново, используя свежие, принципиально новые и, нередко, совершенно дикие на первый взгляд идеи.
Пользуясь всеми этими счастливыми обстоятельствами, Боря мог бы успешно подвизаться в любом БРиЗе или КБ, создавая что-нибудь пусть и нехитрое, но позарез нужное народному хозяйству. Однако его талант был совершенно иного свойства. Борины изобретения были или совершенно не нужны людям, или могли понадобиться им лет этак через двести. Среди его любимых детищ значилось: самозавязывающиеся шнурки, самовар, способный функционировать в безвоздушном пространстве, способ уничтожения тараканов при помощи энергии квазаров, комплект индивидуальных защитных средств для ценных пород рыбы, обитающих в реках промышленно развитых стран, перегонный куб для утилизации человеческой мочи, массовое использование которого не только бы обеспечило все аптеки, лаборатории и автопарки страны дистиллированной водой, но и полностью устранило бы дефицит минеральных удобрений в сельском хозяйстве, градуированный по двенадцатибальной шкале счетчик мыслей для служащих госучреждений. Шкалу эту, кстати говоря, совсем нелишне привести здесь:
1. Мысли эпохальные.
2. Мысли исторические.
3. Мысли конструктивные.
4. Мысли реалистические.
5. Мысли, заслуживающие внимания.
6. Мысли, не заслуживающие внимания.
7. Мысли физиологические (гастрономические, сексуальные и проч.).
8. Мысли глупые.
9. Сон.
10. Отсутствие всяких мыслей.
11. Мысли спорные.
12. Мысли вредные.
Одно из этих изобретений, а именно — хронактор (если точнее: «Устройство для извлечения из объективного будущего материальных тел с заранее заданными свойствами»), и стало причиной крушения Бориной жизни.
На явление хронактации он наткнулся совершенно случайно, изучая возможность управления полем тяготения Земли. Дальнейшей перспективой этой проблемы являлось овладение гравитационным потенциалом всей Вселенной, дабы передвижение между звездами можно было заменить передвижкой самих звезд. Однако новая идея настолько увлекла Борю, что Сириус, Вега и Конопус были до поры до времени оставлены на прежних местах.
