Далее — как и во всех прочих сообщениях: никого, нигде… Поиски с участием милиции… Никаких результатов…
А вот фотография этого самого Сидорихина исчезнувшего… Фотография была явно весьма давняя, качество преотвратительное, но какие-то едва-едва уловимо знакомые черты… Или с похмелья только мерещится?..
Еремеев хотел было увеличить ее, и тут вдруг, закрывая и текст, и фотографию, через весь экран поплыли слова. Проплывали слишком быстро, он не успевал прочесть их все, но и то, что выхватывал взгляд, привело его в крайнее возбуждение.
«Уважаемый г-н Еремеев!
Если Вы в самом деле желаете узнать, что произошло… (несколько слов слишком быстро убежало за кромку монитора) …советуем Вам незамедлительно обратиться в… (умелькнуло) …расположенную по адресу: улица…»
И в это самое мгновение экран монитора вдруг брызнул осколками ему в лицо. Он почувствовал, как кровь бежит по щеке и по подбородку.
Собственно, осколков было только два и совсем небольших: один вонзился на каких-нибудь пару миллиметров левее глаза, а другой застрял под нижней губой.
Экран монитора погас, зато корпус его дымился и вонял паленым хлорвинилом. Еремеев вытащил из кожи осколки, рукой вытер кровь и тупо воззрился на дымящийся монитор. Затем он перевел взгляд на окно, и вот тут-то его наконец-таки хлестнуло ужасом: в оконном стекле образовалось небольшое круглое отверстие, какое может быть лишь от пули.
Боже, да ведь в него стреляли! Но промахнулись и попали в монитор!..
За то время, пока до него это доходило, его запросто могли пристрелить еще раз десять. Однако же выстрелов больше не было. Тем не менее он все-таки запоздало упал на пол, подполз к окну и задернул плотные шторы. Лишь после этого решился встать. И понял, что за это время успел расплескать главное из того, что прочел на экране.
«…расположенную по адресу…»
А вот улица-то, улица… Что-то техническое в названии…
Коленваловская?.. Дизельномоторная?..
Нет, похоже — но не то!..
Газгольдерная?.. Нет, Газгольдерную он знал — там когда-то располагалась контора знаменитой "МММ", несколько лет назад облегчившая его карман на последние тогда сто долларов.
Шарикоподшипниковская?.. Нет, Шарикоподшипниковскую тоже знал… Интересно, кто дает подобные имена московским улицам?..
Цифра с номером дома в памяти отпечаталась. Он почти не сомневался, что это был 7. А улица…
Двигателесмазочная? Шурупоотверточная? Близко — да не то! Как же она называлась-то, черт бы ее с таким названием побрал?!..
— …Во всяком случае, друг Еремеев, даже при твоей профессиональной недисциплинированности мыслей ты должен понять, что первый шаг в любом исследовании, в силу известного принципа Окама, есть попытка свести непонятное к обыденному, и только в том случае, коли этот шаг не приводит ни к каким результатам…
Хотя шторы были теперь задернуты, Еремеев, переполненный запоздалым страхом, подобрался к журнальному столику на четвереньках, и лишь после того, как сделал пару глотков коньяка, дребезжание Гониного голоса в ушах опять заглохло. "Свести к обыденному… — подумал он. — Вот интересно, когда в тебя стреляют — считать это или не считать обыденным?"
В том, что стреляли, не могло быть сомнений. Вон и дырочка в полу — наверняка там и пулю можно найти, если как следует поковыряться.
Но — улица… Какая же, растуды ее, улица?.. Шайбопрокладочная?.. Шиферозаменительная?.. Щелокосмазочная?..
Почти что так…
Он так тужился вспомнить ее название, что эти попытки даже притушили память о выстреле в его собственную башку…
Щавелекислотная?.. Шлакоблочная?.. Чугунноголовая?..
Расползавшийся от монитора по всей комнате хлорвиниловый чад не давал сосредоточиться. "Сам ты чугунноголовый! — в сердцах обругал себя Еремеев. — Тушить же надо — эдак и до пожара недалеко!"
Он устремился на кухню, набрал большой кувшин воды и когда, вернувшись, хотел уже было выплеснуть его на монитор, вдруг услышал сзади голос:
— Бог мой, осторожно, Дмитрий Вадимович, что вы делаете?! Надо же сперва от сети отключить!
Вздрогнув, он обернулся.
Позади стоял сыщик из того самого агентства "Виктория" с весьма запоминающейся фамилий Небрат.
— Да, да! — спохватился Еремеев.
Он выдернул вилку из розетки и лишь затем стал поливать водой монитор. От этого запах сделался еще более едким, но опасность пожара явно была ликвидирована. Лишь затем он снова обернулся и спросил с удивлением:
— Как вы, собственно говоря, вошли?
— Вы отчего-то забыли запереть дверь, — невозмутимо ответил Небрат, — что, смею сказать, с вашей стороны весьма, как мне кажется, опрометчиво. Боюсь, вы даже себе не представляете, какие вещи иногда творятся в нынешней Москве.
Безусловно, Небрат был прав. Да как она, дверь, и могла быть заперта, если даже самого факта расставания с Гоней он, Еремеев, не помнил начисто. Стало быть, свалился на диване, покуда тот о чем-то своем, занудливом дребезжал, а затем Гоня сам как-то уковылял, разумеется не позаботившись защелкнуть замок. Если бы нынешний стрелок об этом знал, то ему, поди, и винтовка бы не понадобилась.
Между тем Небрат спросил:
— А что собственно произошло?
Еремеев ответил почему-то смущенно:
— Да тут несколько минут назад в меня стреляли, а попали вот в монитор.
— Но у вас кровь на лице.
— Пустяки, — сказал Еремеев. — Осколки.
— Ясно, — кивнул Небрат, словно разговор шел о чем-то рутинно обыденном. Затем он отдернул штору и стал внимательно вглядываться в противоположный дом.
— Осторожно, — предупредил его Еремеев. — Вдруг он, который стрелял, все еще там? — на что Небрат чуть заметно усмехнулся:
— Ага, как же! Сидит и дожидается, покуда вы милицию вызовете… — И добавил: — Все понятно: стреляли с крыши — судя по всему, вон из-за той крайней трубы. — Он оценил направление отрезка между двумя отверстиями, в оконном стекле и в полу, после чего заключил: — Да, трасса пули вполне четко прослеживается… Однако, прошу прощения, с чего это вы взяли, что мишенью были именно вы?
Вопрос удивил Еремеева.
— А как бы вы рассудили, — спросил он, — если учесть, что, кроме меня, в комнате никого не было?
— Дело в том, — пояснил детектив, — что с такого расстояния промахнуться из винтовки с оптическим прицелом (а я не сомневаюсь, что именно такую и имел при себе злоумышленник), уверяю вас, практически невозможно. Ну-ка, попытайтесь сколь возможно в точности воспроизвести, как вы сидели в тот миг, когда пуля влетела в окно.
Еремеев уселся в кресло, долго ерзал, подбирая верную позу, наконец сказал:
