Антон снова и снова глядел в микроскоп на неровные блестящие сколы, веря и пугаясь оформлявшейся в мозгу догадки. Коричневые шестигранные ячейки, сплетенные в причудливую мозаику; сверкающие прослойки белого металла, оборванные извилистые жилки-проволочки, желтые прозрачные кристаллики… Когда ослепительная Ближайшая снова взлетела в черное небо, Новак поднял воспаленные, покрасневшие от напряженного всматривания глаза на дремавшего Рида, осторожно тронул его за плечо:
— Знаешь, Сандри, мы с тобой убили живое существо. Причем гораздо более высокоорганизованное, чем мы, люди.
— Как? — Сандро широко раскрыл глаза. — Неужели в «ракетке»?..
— Нет, не в «ракетке», — перебил вопрос Новак. — Не в «ракетке», а, гм, нам следовало догадаться об этом раньше, — а сами «ракетки» — живые существа. И никаких иных на этой планете, вероятно, нет…
По стеклу иллюминатора быстро, как светлячки, ползли звезды. Сверкали, нагромождаясь к полюсу в гористую стену, скалы. Невысоко над ними вылетела из-за горизонта «ракетка» и помчалась «вниз» пологими многокилометровыми прыжками.
— Почему «мы с тобой убили»?.. — тихо и неуверенно пробормотал, глядя в сторону, Сандро. — Ведь я же и не знал, что ты сделаешь это…
Новак удивленно посмотрел на него, но промолчал,
III
…Земля была такой, какой ее видят возвращающиеся из экспедиций астронавты: большой шар, окутанный голубой дымкой атмосферы, сквозь которую смутно обозначаются зеленые и пестрые пятна континентов и островов среди сине-серой глади океана; белые шапки льдов на полюсах и, будто продолжение их, белые пятнышки туч. Контуры материков расширялись, разбивались на множество линий и становились осязаемо четкими. Вот уже горизонт опрокинулся чашей с зыбкими туманными краями. Внизу стремительно проносятся массивы лесов, расчерченные голубыми полосами каналов и тонкими серыми линиями дорог; скопления игрушечно маленьких зданий, большие желтые квадраты пшеничных полей, обрывающийся скалами берег и — море, море без конца и края, играющее сине-зелеными валами сверкающей под солнцем воды.
…Теперь Ло Вей и Патрик Лоу мчались по улицам Астрограда — мимо куполов и стометровых мачт Радионавигационной станции, мимо сияющих пластмассовой отделкой и стеклом жилых домов, мимо гигантских ангаров, где собирали новые ракеты. Всюду было много людей. Они работали в ангарах, шли по улицам, играли в мяч на площадках парка, купались в больших бассейнах. Рослые, великолепно сложенные, в простых одеждах, с веселыми или сосредоточенными лицами, они были красивы. Эта красота лиц, тел и движений не была нечаянным даром природы, щедрой к одним и немилостивой к другим, — она пришла к людям как результат сытой, чистой, одухотворенной трудом и творчеством жизни многих поколений… Шли, обнявшись, девушки по краю улицы и пели. Под развесистым темнолистым дубом сосредоточенно возились в песке дети.
…Город кончился, стали видны заслоненные домами скалы. Ло и Патрик мчались к космодрому, к жерлу 500-километровой электромагнитной пушки, нацеленной в космос. Они поднялись на высоту и сейчас видели целиком блестящую металлическую нить, ровно протянувшуюся от Астрограда к высочайшей вершине Гималаев — Джомолунгма. Вот из жерла пушки в разреженное темно-синее пространство серебристой стрелой вылетела сцепленная вереница грузовых ракет…
Экран погас — кинограмма кончилась. Ло Вей и Патрик Лоу молча сидели в затемненной кабине звездолета, боясь словом спугнуть ощущение Земли.
В напряженной работе, под непрерывным потоком необычных впечатлений астронавты мало думали о Земле. Они сознательно отвыкали от нее. Но сейчас она позвала их — и они почувствовали тоску… Нет, никаким кондиционированием воздуха не заменить терпкий запах смолистой хвои и нагретых солнцем трав; никакие миллиарды космических километров, пройденных с околосветовой скоростью, не заменят улицу, по которой можно идти и просто так улыбаться встречным; никогда мудро рассчитанная красота приборов и машин не вытеснит из сердца человека расточительной, буйной и нежной, яркой, тонкой и грозной красы земной природы…
— Как там мой сынишка? — тихо сказал Патрик. — Когда я вернусь, он будет совсем взрослым.
— Оставь об этом, — сказал Ло, сердясь и на себя и на товарища. — Как ты думаешь, хватит для них?
— Да, пожалуй… — Патрик вздохнул напоследок и встал. — Интересно, почему капитан не разрешил показать звездные координаты Солнечной? Все в порядке, Ло, можешь передавать.
То, что при просмотре продолжалось полчаса, в ускоренной телепередаче заняло две с небольшим минуты. Многосторонние дипольные антенны «Фотона-2» распространили электромагнитные лучи во все стороны планеты. Ло Вей по многим наблюдениям знал, насколько быстрее счет времени у существ Странной планеты: чтобы улавливать их видеоинформацию, приходилось применять экраны с послесвечением, затягивавшие вспышки изображений на доли секунды. Он несколько раз повторил передачуинограммы, потом переключил все видеофоны на прием и стал ждать.
В радиокабине было тихо и сумеречно. Восемь телеэкранов слабо мерцали от помех. На стене светились два циферблата: земные часы, отсчитывавшие с учетом релятивистских поправок время Земли, и часы звездолета. Сейчас они шли вровень… Прошло Десять минут, а на экранах не появлялось никаких изображений. Пол кабины вдруг мягко дрогнул, будто уходя из-под ног. Ло Вей взглянул на часы: ну да, это электромагнитная катапульта «Фотона-2» приняла разведочную ракету с Новаком и Ридом.
…На крайнем левом экране вспыхнуло и пропало смутное изображение. Ло Вей насторожился, включил запись. Изображение мелькнуло снова, на этот раз яснее: два человека в скафандрах, прижавшиеся к скалам, повисшая над ними «ракетка», потом символы. «Ага, это они сообщают о „ракетке“, которая разбилась!» Экран потемнел. Немного подождав, Ло Вей выключил запись.
Все последующее произошло ровно за те доли секунды, которые потребовались пальцам Ло Вея, чтобы перебросить рычажок записи на «выключено» и тотчас же снова на «включено». Естественно, что на ленте записи ничего не зафиксировалось, и в последовавших некоторое время спустя событиях действия Ло Вея определялись лишь тем, что он смог увидеть глазами… Одновременно засветились два средних экрана.
Изображения чередовались: было похоже, что двое существ переговариваются между собой. На левом вспыхнул упрощенный, без деталей, почти символический силует звездолета. На правом в ответ замелькали отрывочные кадры кинограммы: застывшие волны моря, улица Астрограда, лица людей, горы, ракеты, вылетающие из жерла электромагнитной пушки. Изза послесвечения экрана изображения накладывались друг на друга, сливались в причудливые переплетения светящихся контуров; Ло Вей различал их только потому, что знал, что это такое… Второй экран ответил несколькими непонятными символами. Первый показал звездолет (на этот раз детально): из кормовых дюз вылетели столбы пламени. На втором появилось четкое изображение улицы Астрограда возле Радионавигационной Станции; вспыхнув, оно сразу же начало блекнуть: потемнело голубое небо, растворились мачты и купола Станции, дома и деревья. Но прежде чем полностью исчезли земные очертания, через экран промчалась стайка «ракеток»…
