Вскоре все места были заняты, и с эскалатора больше никто не сходил. Мне не удалось точно подсчитать, сколько нас собралось за столом, но примерно прикинул: человек 150–200. По радио опять послышался женский голос:
— Внимание! Прошу всех к обеду!
Эти слова прозвучали как сигнал. Все вдруг заговорили, И хотя до этого мы никогда в жизни не видели друг друга, каждый обращался к соседу, словно к старому знакомому:
— Да, ребята, вот это я понимаю экскурсия! — Стало быть, так выглядит подземная жизнь!
— А не слишком ли мы глубоко забрались в брюхо нашей Терры?
— Около тысячи метров.
— Да нет, гораздо больше.
— Но мы добрались довольно быстро!
— Любопытно, чем нас будут кормить?
— Я тоже проголодался.
— А я, представьте себе, нисколько!
И все говорили, говорили примерно в таком духе. Банальные вещи, пустые фразы, но, видно, тогда мы в них очень нуждались. В самый разгар этой всеобщей беседы я вдруг вспомнил, что ни в лифте, ни на эскалаторе, ни в коридоре никто из нас не проронил ни слова. Здесь же всех словно прорвало, мы вели себя, как школьники, наконец-то дождавшиеся перемены
Нас опять прервало радио:
— Прошу внимания! Обед будет подаваться по транспортеру. Подождите, пока остановится лента, и лишь тогда приступайте к обеду. Ни отчего не отказывайтесь, позже вы сами убедитесь в необходимости этого. Не пренебрегайте таблетками, они необходимы для вашей диеты. Не удивляйтесь меню и не задерживайтесь с обедам. Меню составлено рационально, с расчетом на здоровый коллектив из представителей обоих полов, находящихся здесь в особых условиях. Благодарю вас.
Щелк.
И в тот момент, когда умолк репродуктор, конвейер пришел в движение. И лишь тогда я понял, о чем, собственно, говорил женский голос. До этого я не обратил внимания на то, что длинный, огромный, на всю стену стол покрыт пластиком, который сейчас медленно скользил из одного конца зала в другой. По этой движущейся ленте к нам приближались судки и тарелки и проплывали дальше до тех пор, пока первые порции не достигли противоположного конца. Затем конвейер остановился: уставленный посудой и приборами, теперь он действительно походил на стол. Тут меня ждал новый сюрприз: оказалось, посуду нельзя было сдвинуть с места. Даже моя чашка, стоящая рядом с тарелкой, была соединена со столом с помощью спиральной пружины и стояла на намагниченной подставке. То же самое с ложкой: и она была связана со столом пружиной. Словом, ни ложку, ни чашку нельзя было унести. Я вспомнил, что в конторах аналогичным образом обеспечивалась сохранность карандашей и ручек, которые привязывались к окошкам, чтобы их не унесли рассеянные посетители, и невольно усмехнулся. Однако не думаю, чтобы кто-нибудь из нас обиделся, увидев это, поскольку здесь «привязка» преследовала иную цель. Я представил себе, что магнитная подставка не только удерживает чашку во время движения конвейерной ленты по столу, но и тогда, когда лента покидает обеденный зал через нишу, опрокидывается и попадает со всем, что на ней есть, в посудомоечный агрегат. Позже я убедился в правоте моих предположений: весь процесс был автоматизирован — от расфасовки до мойки.
Ну а сама еда? Увы, разочаровала. И если обедающие обошли этот вопрос молчанием, то скорее всего потому, что в тот день сюрпризы обрушивались на нас один за другим. Еды было мало, и она была безвкусной. Каждая порция представляла собой кусок какой-то массы красноватого цвета — конечно, искусственного происхождения — ее поедали ложкой. Были еще три таблетки, которые я проглотил вместе с бледно-желтой жидкостью из чашки.
Сам не знаю, зачем я так подробно описываю все это, может быть, потому, что первые впечатления были наиболее сильными. Нередко случается, что наша память предпочитает хранить именно самые незначительные факты. Как бы то ни было, первый обед (запомнился мне как событие особой важности.
Когда мы позавтракали — а это длилось в общем недолго — и конвейер опустел, (вся посуда вмиг исчезла в нише), опять ожило радио. Мы получили приказ разойтись по своим отделам. На дверях висели четко написанные таблички и, читая их, я без труда нашел нужную мне дверь, на которой значилось: ОПУ.
Пройдя через коридор и миновав боковые двери, по одной с каждой стороны, я очутился в просторном помещении и тут же понял, что нахожусь в ЦПУ — центральной пусковой установке. Она почти ничем не отличалась от учебного центра там, наверху, и, следовательно, была мне хорошо известна.
Здесь уже ждал один офицер. На нем была такая же форма, как и на мне, мы были с ним одного роста и, наверное, одногодки. Его лицо показалось мне знакомым: вероятно, встречались с ним наверху. Но прежде чем мы успели обменяться приветствиями, дверь открылась и один за другим вошли еще двое. Первого я узнал сразу, в учебном центре мы были с ним в одной группе. Остальные двое, кажется, тоже хорошо знали друг друга. Позже я выяснил, что они вместе проходили подготовку в другом центре. Мы так и не представились друг другу, поскольку вмешалось радио: — Внимание! Как вы убедились, вы находитесь в помещении ЦПУ. Каждый лично и все вместе вы несете за нее полную ответственность. Никогда и ни при каких — повторяем — ни при каких обстоятельствах ЦПУ не должна оставаться без присмотра. А теперь позвольте мне выполнить приятную обязанность — представить вас друг другу. Справа от двери находится офицер-пусковик Икс-117, рядом с ним — Икс-137, в центре зала — Икс-127 и четвертый — Икс-107. Он начинает сейчас дежурство. В 10.00 его сменит Икс-117, однако Икс-107 ни в коем случае не (может покинуть пост, пока не придет смена. Остальные могут сейчас разойтись по своим комнатам. Икс-117 и Икс-137 занимают комнату справа по коридору, а Икс-127, Икс-107 — комнату слева. Благодарю вас, господа!
Помню, тогда мне понравилось, что все так хорошо продумано. Комнаты, вплотную примыкающие к установке, постоянное несение вахты, строгий режим, — вот это, думал я, и есть настоящие, максимально приближенные к боевым условиям учения, маневры. Не мог же я тогда предположить, что… Но об этом мы узнали позже.
Должно быть, женщина, чей голос мы то и дело слышали, постоянно наблюдала за нами через систему телевизионных камер. Об этом я подумал вскользь, поскольку времени для размышлений не оставалось. Мы пожали друг другу руки, я поздоровался со своим старым знакомым, обменявшись с ним парой дружеских слов, и пожелал, как это принято, спокойного дежурства Икс-107, который оставался в ЦПУ.
Отведенная мне комната — что-то вроде смеси спальни с гостиной — поразила меня своей крохотностью. Наверняка было чертовски трудно долбить на такой глубине скальную породу, иначе я не могу объяснить причину ее лилипутских размеров.
