Не заняло много времени найти имя генетической матери моего ребенка. Ее звали Челси Мотт. Никакой информации об отце.
Я начала поиск по имени Челси Мотт. И была поражена количеством полученных ссылок, но еще больше меня поразило то, куда они вели.
Я сидела и смотрела на экран своего компьютера, чувствуя, словно вся жизнь из моего тела уходит в одном долгом выдохе.
Челси Мотт была студенткой юридического колледжа. Два года назад она работала интерном на судью Арнольда Джейсона. Она работала на него с июня по август. В октябре она явилась на удаление беременности. Многозначительно, что хотя она училась в юридическом колледже в другом штате, но на удаление она вернулась сюда — в родной штат судьи Арнольд Джейсона.
Моя месть была вручена мне на тарелочке с золотой каемочкой.
* * *
Когда при первых схватках я появилась в госпитале, меня дожидалась адвоката с бумагами для подписания.
Кармен — а я попросила ее прийти в качестве моей дуэньи, чтобы помочь при болях и уладить все вмешательства — потребовала от нее убраться.
— Это сделает процедуру гораздо легче, — объяснила адвоката с милой улыбкой. — Ребенка смогут забрать сразу после…
— Никто не заберет моего ребенка, — возразила я. — Я оставлю ее — или его…
— Но вы же не можете! Все уже устроено, родители здесь.
Должно быть, кто-то из работников госпиталя позвонил им, как только я сообщила, что еду. Прежде чем я смогла ответить, очередная схватка заставила меня задохнуться и согнуться пополам.
— Убирайтесь, — сказала адвокате Кармен. — Или я позову кого-нибудь, кто вас вышвырнет.
— Я вернусь, — пообещала адвоката.
И, конечно, вернулась. Но не смогла заставить меня подписать ее бумаги — да и никто не смог бы. А без моего согласия никто не мог адоптировать моего ребенка. Я родила его, и он был мой как в соответствии с законом природы, так и с законом людским. По крайней мере, мой он был более чем чей-то еще, за исключением Челси Мотт, но ведь не мисс Челси пыталась отобрать его у меня.
Кармен видела, как судья Арнольд Джейсон с женой совещались с адвокатшей прямо на ступеньках госпиталя. И для нее это был момент истины. Мне кажется, что до этого момента она думала, что у меня паранойя относительно судьи Джейсона и что мой «преступный склад ума» не дает мне признать справедливость наказания, которое он вчинил совершенно незаинтересованно.
Но если он хотел ребенка, которого я выносила, как он мог быть незаинтересованным?
Большинство женщин возвращаются домой со своими младенцами в течении двадцати четырех часов после родов, если нет осложнений. В моем случае госпиталь не хотел позволить моему ребенку уйти. Я поняла, что на них, должно быть, давят за сценой, потому что с ребенком не было абсолютно ничего плохого. Они очень хотели, чтобы ушла только я, но я не позволила им разделить меня с младенцем. Я прекрасно понимала, что обладание им, которое до сих пор работало в мою пользу, может начать работать и на кого-то другого.
Эти первые дни были критическими, особенно если принимающие родители хотят, чтобы их имя стояло на свидетельстве о рождении.
Я вела игру с адвокатшей, которой очень хотелось верить, что меня можно купить. Когда я ей сказала, что прежде чем принять решение, вначале хочу встретиться с потенциальными родителями, мы обе поняли, что ее протест был всего лишь напоказ.
Он не захотел прийти, а она не желала, чтобы я узнала ее имя. Но я знала. Миссис судья это не публичная личность, но тем не менее ее фотографии можно было обнаружить в сети: об руку с мужем на благотворительном балу, либо неожиданно сфотографированную в ресторане с лицом белым и испуганным от внезапной фотовспышки. В жизни она выглядела старше, чем я ожидала, может быть от того, что ее муж выглядел так молодо.
— Вы хотите расспросить меня? — сказала она, переходя к делу сразу, как вошла. — Мы дадим ребенку хороший дом, чудесную жизнь, много любви… — она метнула страстный взгляд на моего маленького ребенка — все еще безымянного, кроме как у меня в голове — лежащего в чистой пластиковой госпитальной кроватке.
— Почему вы хотите именно этого ребенка? — спросила я.
Казалось, мой вопрос ее поразил, но чуть замедленный ответ выглядел совершенно невинно. Им сказали, что они могут взять именно этого ребенка, вот и все. И они ждали много месяцев с тех пор, как им это сказали… Просто теперь уже слишком тяжело отступиться.
— Так значит в моем ребенке нет ничего такого особенного?
— Ну, все дети особенные… — Она смотрела на него такими голодными глазами… Знала она или нет? Я не могла сказать.
— Тогда возьмите себе другого ребенка, — сказала я. Когда она перевела на меня свой взгляд, я продолжила: — И вам не надо дожидаться какой-нибудь бедной соплячки, вроде меня. Я уверена, у вас куча денег. Наймите кого-нибудь, чтобы она выносила для вас одного из нерожденных. Масса женщин сделают это с радостью, если цена будет правильной. С самого начала составьте контракт, все в нем оговорите, мило и законно, чтобы большая часть денег оплачивается после передачи ребенка, и тогда вас не отошьют.
Ее выражение изменилось:
— О, я понимаю.
— Что вы понимаете?
— Что у вас в глазах знак доллара. Разве вы не знаете, что продажа и покупка детей незаконна?
Я чуть не расхохоталась.
— О, как это верно. Но принуждать кого-то иметь ребенка, а потом забрать его — это все прекрасно и окей. До тех пор, пока закон на вашей стороне. — Я покачала головой. — Фальшивая экономика, миссис Джейсон. Вы и ваш муж должны были бы нанять суррогатную мать, вместо того чтобы пытаться заполучить ее бесплатно.
Она отшатнулась от меня и направилась к двери.
— Дохлое дело пытаться помочь людям, вроде вас, — сказала она с ледяной яростью. — Мы могли бы дать этому маленькому ребенку добрый дом, а вы могли бы продолжать свою жизнь. Но вам хочется разрушить все и вся. Что ж, наслаждайтесь своим материнством.
— Не стану обвинять вас в этом, — пообещала я.
Двадцать минут спустя мы с ребенком уже были дома.
* * *
Здесь мог быть конец истории, или начало другой, если б судья отступился. Если б их целью было простое усыновление, они должны были поискать где-нибудь в другом месте. Воспользоваться моим советом и нанять суррогатную мамашу, или просто дождаться, пока еще одному новорожденному понадобиться дом, который они могут обеспечить. Я не знаю, знала ли правду его жена, но судья хотел собственного сына и не желал признать, что его хитроумный план потерпел неудачу.
Я не отказываюсь от того, что сделала. Я понимаю, что мне надо взять на себя ответственность за это.
