Уже тогда мы с отцом готовились к твоему рождению, мой мальчик. Я не погибла в космолете, но дни моей жизни — я знала это — были сочтены. И тогда у меня родилась идея. Ученые всего мира уже давно спорили о необходимости создания «Солнечного человека», «Сына неба» — называли его по-разному. Я много слышала о друге твоего отца Адыле Махмудовиче.
Для создания «Солнечного человека», он сделал больше остальных ученых и добился наиболее впечатляющих результатов. Но потом приостановил работы, придя к выводу, что дело, которым он занимался, в конечном итоге аморально. С одной стороны, я была согласна с ним. В голове не укладывалось, как это можно организм человека, данный ему природой, сделать полуискусственным, чтобы обезопасить от целого ряда нежелательных космических влияний. Это варварство, ужас, — полагала я. Но если бы я и те, кто летел тогда на «Олмосе» к Солнцу, физиологически отличались от обыкновенных людей и могли переносить высокую температуру, может быть, и не было бы среди нас стольких пострадавших… Так что же плохого в том, если-ради блага грядущих поколений, мы проведем спорный эксперимент? Пока только над одним представителем человечества… Прости меня, мой мальчик, но ради моего любимого мужа, ради твоего погибшего отца, ради всех, кому и сегодня угрожают опасности — я решилась пожертвовать тобой… И я встретилась с Адылом Махмудовичем. Выслушав мои рассуждения, он вначале наотрез отказал в моей просьбе.
— Знаете, Узнур, — сказал он. — В чем-то, может быть, вы и правы. Допустим, мы поможем человеку приобрести такие уникальные способности, и он в полной мере использует их в космосе. Однако как потом будет он жить на Земле? А вдруг он почувствует себя неполноценным?.. И его же организм после возвращения из космоса опять-таки надо будет перестраивать. Представляете, каково будет этому герою, но и страдальцу?..
Не стану рассказывать как, но мне, которой уже недолго оставалось жить, удалось убедить Адыла Махмудовича продолжить прерванные работы. Первым «Сыном Неба» должен был стать ты, мой мальчик.
Операция прошла успешно. Горькими слезами облилось мое сердце, когда я увидела в большом прозрачном сосуде с подведенными к нему системами жизнеобеспечения твое крошечное тельце. Теперь мне кажется, что я совершила святотатство и я, слабый человек, прошу прощения у судьбы и тебя, мой мальчик…
Я знаю, что голос мой записывается в память ЭВМ, но не хочу, чтобы мое сегодняшнее изображение показали тебе, когда ты станешь взрослым. Я не хочу, чтобы ты пришел в ужас при виде моего обгоревшего лица и изуродованного тела. Запомни только: твою мать звали Узнур…
Возможно, тебя заинтересует, кто твои родители и откуда они родом… Отец твой — узбек, а я родилась в Америке. Думаю, принадлежность к какой-либо нации — понятие несущественное: все мы — дети Земли.
И все мы, и рано ушедшие из жизни, и продолжающие жить, были объединены одной высокой целью — сделать землян счастливыми… Еще раз прости меня, сынок! И постарайся понять…
…Экран компьютера погас. Взволнованная Мухаббат достала платок, вытерла выступившие на глазах слезы. Она подошла к окну, раздвинула шторы. Сочувственно и грустно вглядывалась в далекие земные дали, в маленькое оконце виднелась серебрящаяся на небосклоне Венера…
…Девушка в эту ночь не спала, моделируя одну за другой возможные реакций Еркина на сообщение, которое, вероятней всего, его потрясет. "Почему Адыл Махмудович идет на такой шаг? — подумала Мхаббат, закончив к утру работу. — Ведь он бил обеспокоен даже невинным вопросом о счастье, который я опрометчиво задала Еркину… А может быть… Может быть, тот мой вопрос как раз в чем-то Адыла Махмудовича и переубедил?…"
Две недели после завершения полета Еркин жил в мире сложнейших медицинских приборов, микродатчиков, изощреннейших тестов — всего, что заготовили к его прилету на Землю здешние космомедики. И, наконец, все осталось позади. Впервые молодой человек вышел в сад, похожий на тот, что пристыковался к кораблю, к его «Гелию» три года назад… Но странное чувство нахлынуло вдруг на Еркина — его Солнце сияло здесь, на Земле, так грустно, так одиноко…
И медленно, но настойчиво его заволакивали парящие облака…
В следующий момент по телу Еркина пробежало ощущение расслабленности, с которым "Сын Неба" ничего не мог — это он понял — поделать. На лице его появились белые кристаллики, и он стал дрожать от холода. Через некоторое время он опять почувствовал тепло — это Солнце освободилось из плена облаков и засияло еще ярче. Вдруг облака, скользящие по небу, приобрели багровый оттенок и стали быстро опускаться на Землю. Приближаясь к Еркину, они приняли образ девушки в тонком розовом платье. Она, слегка склонив голову набок, потянулась к молодому человеку и, нежно посмотрев на него, спросила мелодичным голосом: — Вы счастливы?..
…Еркин открыл глаза. Увидев, что лежит в прозрачной камере с куполообразным верхом, беспокойно стал озираться вокруг. В следующий момент он все понял. Его окружали люди в белых халатах, а в сторонке стояла девушка. Она пристально смотрела на "Сына Неба". Грусть и еще какое-то неведомое Еркину чувство светились в ее черных глазах.
Перевод Вс. Рождественского.
