мозгам. Но бывали случаи, когда он элементарно не мог заснуть, прокручивая в воспоминаниях образы, которым не было объяснения.
После них у Лаккомо разбилась последняя надежда на собственную беспринципную расчётливость и обзаведение супругой ради наследника. Он уже не мог с холодным сердцем согласиться на свадьбу и просто, отложив эмоции, выполнить свой мужской биологический долг для продолжения рода. После того сна или видений подобный подход к особи женского пола казался просто кощунственным. А отдаться душой и сердцем в чьи-то женские руки кроме тех, что он видел, казалось…
Изменой? Предательством? Выдачей себя в аренду?
Лаккомо не мог определиться. Хотя здравый долг как наследника династии требовал от него хотя бы быстрой официальной свадьбы, а потом одного бесхитростного траха ради консуммации и наследника.
С долгом перед древнейшим родом Лаккомо примиряло только то, что эту обязанность за них обоих выполнил брат. Которому он, к слову, даже не высказал за это благодарности.
Правда, за такое обычно не благодарят… И рад он за брата вовсе не был.
Подобный душевный раздрай напоминал о себе уже второй месяц, но отвлекаясь от него, Лаккомо становился только продуктивнее. Так и сейчас, желая выбить острые мысли, Аллиет-Лэ предельно аккуратно надел на виски свой мнемовизор и открыл глаза. Несуществующее эхо детского смеха в коридорах огромного корабля растаяло с первыми символами бортового интерфейса.
«Эо, - мысленно устало обратился к корабельному искину Лаккомо. – Разверни виртуальную среду. Сектор динамической Сети».
Откинувшись на спинку кресла, к которому Аллиет-Лэ уже мог прирасти за долгие годы, мужчина дождался полной прорисовки блоков и плавно погрузился в виртуальный сон. Никогда не отвечающий немой искин выполнял запросы беспрекословно, и сейчас действительно подхватил разум своего хозяина через мнемодатчики, утягивая в подобие неглубокого сна.
Лаккомо с блаженством почувствовал, как тело лишается тяжести, а резкие и болезненные эмоции отходят на второстепенный план. Здесь, в виртуальной среде, он лишь один на один с работой. И сотни даже тысячи мелких новостей могли лучше всего отвлечь его от коварных эгоистичных видений.
Аллиет-Лэ шагнул в дорисованное темное чернильное пространство, и множество мелких значков привычно развернулись вокруг него, открывая доступ к сохраненным ячейкам, которые он мониторил вот уже долгое время. Вот на периферии зрения маякнул сигнал о новой записи на скандальном канале, где работали его засланные люди. Пачка непрочитанных заметок некого цинтеррианского эколога напоминала о своем наличии. Здесь же висели выдержки экономических новостей с бирж и специально выведенные графики роста стоимости грузоперевозок. В виртуальном пространстве, которое Лаккомо собирал на протяжении последних пары месяцев, было всё, что ему нужно, включая даже динамику цен на туристические перелеты. Почти каждое окно с данными – это итог работы множества верных людей Лазурного Престола, которые трудились на разведку и аналитику, внедрившись на определенные посты.
Тогда в самом начале работы Лаккомо оказалось мало простого экрана и статичного стенда, и он запросил искин корабля переделать мнемовизор на визуализатор виртуальной среды. Эо справился за минуту, и Лаккомо быстро познал удобство такой работы, а также еще одно случайное неучтенное свойство, которое могло бы стоить ему жизни. А именно – полная секретность. Потому что никто кроме самого Лаккомо не мог получить доступ к этой среде и этой единой отобранной базе виртуального пространства. А все потому что мнемовизор был лишь проводником в ту среду, которая существовала только в «Стремительном» и только для него одного.
Лаккомо перебирал виртуальные окна, просматривая, что-то прочитывая и мигом отбрасывая за ненадобностью. Важные элементы мозаики складывались в архив, дополняя паутину событий, и Аллиет-Лэ мог визуально оценивать, где система нуждается в новом воздействии. Он даже начал привыкать к этой виртуальной среде, как к игровому полю. Приятные чернильно-фиолетовые сгустки поддерживали иероглифы обозначений, а сетка и нумерация окон дополняла образ до некогда любимой у него с братом игры. Осталось добавить лишь фигуры на боевом поле для полного сходства. Все как обычно. Древо, Вождь с флагом, горсть Лучников, Юмии и две Лодки. А сам как тот Охотник, который может ходить во все клетки, но вынужден прикрывать Древо и своего Вождя.
Генерал Сан-Вейв просматривал сообщения, выбирая свой следующий ход, как вдруг его посетило какое-то странное чувство похожести. Как будто он уже делал нечто подобное ранее. Стоял в чернильном пространстве, верша судьбы народов одним движением пальца по глифам. И вместе с этим чувство пришел отголосок своих ощущений незаменимости и важности. Как будто никто кроме него не может стоять на этом посту. Никто кроме него не в состоянии видеть правильный следующий ход. Словно его участие, его работа и его вмешательство – это гарант успеха.
Лаккомо стало не по себе от этого ощущение, и он с прискорбием понял, что сейчас ситуация не далека от подобного. Принимаемые им решения всегда успешны. Выбранные им воздействия на информационную сеть – всегда приносят резонанс. Он интуитивно чувствует, когда нужно ждать, а когда, не глядя, отправить аналитиков в работу. О чем говорить… он даже своим людям подсказывал, когда нужно вовремя сыграть на бирже.
Интуиция? Логика?
Вот только что будет с их с Эйнаором планом, если он, Лаккомо, в какой-то момент выйдет из игры? Значит ли это, что весь аппарат Лазурного Престола не справится с задачей? Или просто план растянется на долгие годы? Все потому что сотни аналитиков не видят всего полотна событий так, как видит его он?
А ведь изредка, завершая работу с данными, Лаккомо чувствовал, как у него дико начинала раскалываться голова. И в последние недели он зачастил с вызовом врача из-за мигреней. Лариваан не понимал причины головных болей, но выдать блистер с таблетками впрок отказался. Он потребовал командира вызывать его лично, чтобы фиксировать каждый случай мигрени.
Лаккомо тяжело вздохнул, перелистывая виртуальные окна. С головной болью он смириться мог. А с тем, что их труд развалится в случае его
