раньше на зов койотов, но дальнейшие ее действия ограничиваются лишь поворотом головы в мою сторону.
Я вздыхаю. Да она практически еще ребенок — вряд ли ей даже шестнадцать есть — и чересчур доверчивая. В таких местах при встрече с незнакомцем следует проявлять осмотрительность и, пока не выяснятся его намерения, лучше отсиживаться в кустах. Я по меньшей мере в три раза ее старше и уж точно вдвое крупнее. А она только и сидит себе, обхватив коленки, и искоса поглядывает на меня.
Я останавливаюсь метрах в трех от нее, ставлю на землю рюкзак и сажусь на корточки, чтобы казаться не таким здоровенным.
На ней джинсы, худи и сникеры без носков. Она явно замерзла, что вполне понятно. В горах ведь как — стоит солнцу сесть, и вместе с ним опускается и температура. На мне под джинсовой курткой надет свитер, и все равно я ощущаю прохладу.
— Привет, — начинаю я.
Она таращится на меня. Достаю из рюкзака бутылку с водой и предлагаю ей.
— Пить хочешь?
— Отъе**сь.
Мило.
— И твоя мама целует такой прелестный ротик? — не сдаюсь я.
— Единственное, зачем она прикладывалась к моему ротику, это чтобы заткнуть его.
Хм, ладно.
— Так это она вытолкнула тебя из тачки?
— Ты что, следил за мной?
— Я стоял лагерем там, наверху, — я тычу большим пальцем на гору за спиной. — Строго говоря, это ты свалилась мне на голову со своей драмой.
— Ты прямо здесь и живешь?
— В основном.
Не отрывая задницы от земли, девчонка наконец-то разворачивается ко мне и интересуется:
— И чем занимаешься?
— Можно сказать, общаюсь с природой.
— Да сто пудов ты таскаешь наркоту. В рюкзаке травка-то есть? Может, спиды какие найдутся?
Я вздыхаю и возвращаюсь к прежней теме:
— Так кто вытолкнул тебя из тачки?
— А тебя волнует?..
Я все еще стараюсь оставаться доброжелательным к людям. Правда. Но на подобное дерьмо у меня никогда не хватало терпения.
— Да вообще-то не очень, — говорю я, поднимаясь и отчаливая. — Уж точно не настолько, чтобы тратить свое время, блин. Оставляю тебе воду — когда взойдет солнце, она тебе понадобится. Хорошего дня!
— Эй! — кричит девчонка мне вслед. — Ты же не можешь бросить меня здесь!
— А вот и посмотрим, — отвечаю я, не оборачиваясь.
— Это был мой папаша, слышишь? Он вышвырнул меня здесь, на дороге.
На этот раз я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Девчонка встает на ноги, сунув руки поглубже в карманы худи. В глазах читается вызов.
А я понятия не имею, как реагировать.
— Черт, — изрекаю наконец я, — почему же он так поступил с тобой?
— Чтобы освободить место для нового приемыша.
— Так он твой приемный отец?
Она мотает головой.
— Но он получает бабки за каждого приемыша. Сейчас у него трое, но если он избавится от меня, появится место для еще одного.
Вот поэтому я и живу в горах и пустыне. Они ограждают от того дерьма, которое люди устраивают друг другу.
— Как мне представляется, у тебя на выбор три варианта, — говорю я и начинаю загибать пальцы. — Первый — просто остаешься здесь. Возможно, утром тебе удастся поймать попутку. Второй — мы вместе возвращаемся в мой лагерь, и ты там ждешь, пока я не найду кого-нибудь, кто сможет тебе помочь. И третий — в поход мы отправляемся вместе.
— А не проще позвонить кому-нибудь? — интересуется девчонка.
— У меня нет телефона.
— Сейчас мобильник есть у каждого, — она косится на меня с недоверием.
— Где же в таком случае твой?
— Я пользовалась мобильником Реджи, и судя по тому, что он сегодня выкинул, вряд ли мне снова выдастся такая возможность.
— Реджи — это…
— Мой утырочный папаша.
О чем бы ни зашел разговор, он неизбежно сводится к истории, которую я слушать не желаю.
— Три варианта, — напоминаю я ей. — Так какой?
— А можно вернуться в твой лагерь, а в поход отправиться утром? Неохота мне на кактус напороться.
Луна будет светить еще несколько часов, но девчонка явно городская и к такому свету непривыкшая. Черт, сам-то я могу ходить по этим краям хоть в кромешной тьме.
— Договорились, так и поступим.
* * *
Двадцать минут спустя мы снова на утесе, с которого я впервые ее и увидел. Я опять развожу костер, и моя гостья усаживается поближе к огню. Укутавшись в мое запасное одеяло, она созерцает языки пламени. Я тем временем кипячу воду и завариваю чай.
— На, возьми, — я протягиваю ей жестяную кружку. — Боюсь, сахара и молока у меня нет.
— Да и не надо.
— Есть хочешь?
Она качает головой.
Я устраиваюсь с другой стороны костра.
— Меня зовут Стив. А тебя как?
— Сэди.
— Ха!
Девчонка поднимает на меня взгляд, и в нем вновь читается вызов.
— Да знаю, дрянное имя. Но не я же его выбирала.
— Дело не в этом. Мою бабушку тоже звали Сэди.
Наверно, на моем лице отражается какая-то эмоция, потому как она тут же спрашивает:
— И что с ней случилось?
— Ее приговорили к смертной казни за убийство мужа. Это было еще в Техасе, я оттуда родом. Она могла бы избежать наказания или получить срок, если бы застрелила его, когда он ее избивал. Но она подождала, пока он не заснет по пьяни, и тогда влепила ему пулю в лицо.
Сэди долго молчит, а я гадаю, какого черта я рассказал ей про свою бабушку. Я бродил по пустыне с Опоссумом Джонсом целых двадцать лет и ни разу даже не заикнулся об этой истории. Наконец девчонка поднимает голову и пристально смотрит на меня. Из-за отражающегося в глазах пламени взгляд ее кажется ожесточенным.
— Вполне ее понимаю, — говорит она.
— Лично мне хочется верить, что человек способен не опускаться до подобного. Но если честно… Зная, что за фрукт был мой дедуля… Я тоже ее понимаю. И все еще скучаю по ней.
— Здорово, наверно, иметь семью, по которой можно скучать.
— Так тебе и остановиться не у кого? Друзья, родственники?
Она качает головой.
— Реджи не разрешал нам заводить друзей вне дома.
— Похоже, Реджи тот еще тип.
Сэди пожимает плечами и делает глоток чая, морщась от горького вкуса.
— И что думаешь делать? — спрашиваю я.
Она удивленно смотрит на меня.
— Со своей жизнью? — поясняю я. — Куда думаешь отправиться? Чем заниматься дальше?
— Не знаю. Никуда я не хочу. Да и некуда.
— Ну а что, ты думала, произойдет, когда пошла со мной в лагерь?
— Думала, может, ты трахнешь меня, а потом дашь денег.
— Что-что?
— Вот только, кажется, я не в твоем вкусе.
Я качаю головой.
— Ты все не
