в настырности. Готовясь встретить по достоинству очередного врага, Натахтал занес клинок для смертоносного удара. Ярость затмила рассудок, растекаясь по жилам и замедляя время. Верный гнедой жеребец умерил бег, чтобы Натахтал совершил роковое для пособника тьмы касание лезвием. Прошла еще секунда...
Звуки битвы затихли, оставив за собой слабое эхо. Войска застыли, испепеляюще буравя друг друга полными ненависти глазами. Рука воителя замерла в положении «тебе несдобровать», и обе армии принялись ждать, решится их судьба.
Однако, дилемма. Кто же передаст артефакт Натахталу? Вряд ли он может быть у простого солдата. То есть, серьезно, Злободун не так глуп, чтобы разбрасываться собственной смертью, как Кощей Бессмертный. Тот праздный недоумок допустил, чтобы об игле не знал только ленивый. «В сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо». И почему-то эту присказку слыхала каждая собака, но не главный герой. Может, Иван действительно был дураком? Но Натахтал совсем другой. Ему нужна загадка и временный проводник в придачу. А что если быстренько ввести нового персонажа и сразу же его убить, чтобы не таскался за звездой книги…
Курсор мигал будто с вызовом. Мол, автор, ты тратишь мое время на бездарные писульки, а я мог бы мигать и в другом месте. Ну не мигай. Все равно книгу придется дописать.
Стул уныло заскрипел, и послышалось, как ложка бьется о края чашки. Уже пятый раз за день. И не жалко же сердечко, а.
«Он даже сахар размешивает невнимательно», – отметил про себя курсор, потому что в чашку отправилась сода.
Сиденье снова прогнулось от центнера сонной массы, и клавиши заклекотали, возобновляя великую битву.
Прошла еще секунда – и ловкий росчерк острия снес голову худосочному прислужнику тьмы. Испуганная лошадь, сбросив обезглавленного седока, умчалась куда глаза глядят, оставляя за собой разгорающееся пламя войны.
– Эй, Натахтал! – окликнул воителя командир батареи эльфов. Его вытянутые уши прижимали к голове совершенно гладкий шлем с изумрудами.
– Что, Тизуил? – во всю мощь глотки отозвался неутомимый боец.
– А я кое-что заметил, – будто дразня соратника, вымолвил эльф.
– Так говори! – властно крикнул Натахтал.
– Так посмотри, – Тизуил мог позволить себе неслыханную фамильярность с предводителем повстанцев. Однажды, уберегши Натахтала от верной смерти в удушающих объятиях разъяренного картежника, эльф навсегда заслужил место в верхах повстанческой армии.
– Что за дела… – прошептал воитель, и челюсть его предательски отвисла.
В пылу битвы неутомимый вожак не заметил бы покосившийся домишко у самой опушки леса, но друг вовремя указал ему предначертанный судьбой путь. Натахтал уже где-то видел знаки, испещрявшие каменную стену хижины, и трудно было не распознать в этом совпадении перст судьбы.
Неужели, это его шанс покончить с темным властелином?
– Я отойду на минутку, – предупредил узкоглазого друга Натахтал.
– А ты вернешься? – дотошно уточнил Тизуил.
– Разве такое было, чтоб я… – бесстрашный воитель осекся, вспомнив несколько странных случаев, когда, проснувшись в непонятном кабаке, узнавал у местных пьянчуг исход затеянной им же битвы, и пристыженно добавил: – Постараюсь.
– Ну, хорошо, – узкоглазый эльф испытующе посмотрел на друга, а затем одобрительно кивнул. В глубине души он понимал, что Натахталу тяжело дается каждое поражение, и таков способ воителя снимать стресс – коротание вечера в компании пива.
Натахтал кивнул другу в ответ. Стегнув поводьями по мощной гнедой спине, воитель в полминуты пересек поле, оставив товарищей биться до последнего.
Они бы поняли.
Натахтал стремительно соскочил с седла, снял шлем и забарабанил кулаками в подгнившую по краям деревянную дверь. Стук облетел скромное жилище целиком, но не обнаружил ушей, до которых мог донестись. Замерев по центру типичной для алхимика средневековой гостиной, низкий гул не стих. Вместо этого, повысив тембр, он переродился в звонкий поцелуй отлипающего от раковины вантуза. И на том самом месте появился плюгавенький коренастый мужичок в рясе и с крестом на шее.
Так, а почему фэнтезийный ведун получился готовым в любой момент сжигать еретиков? Крест католический... Вылезло же откуда-то. Мужичок с изумлением озирался, пока ряса превращалась в поношенную мантию, лет сто назад сотканную из белой парчи с позолотой, а крест переплавился в несуразную руну, которой даже не существовало. Можно еще убрать чуток плюгавости и добавить бородку, пускай станет посимпатичнее. Такого больше пожалеют. Вот теперь совсем другое дело, не стыдно и в люди вывести.
Стук облетел скромное жилище целиком, пока не достиг ушей занятого чарами ведуна. Он не мог в открытую сопротивляться Злободуну, поэтому тихонько подсуживал битве прямо из своей лачуги. В окружении сотни колбочек и склянок творил хитроумное волшебство Серетун, черпая силу из сдавленных криков поборников тьмы. Волшебник ненавидел войну, и это чувство заставляло его способности расти. Каждая отобранная жизнь словно била по его нутру хлыстом, и боль, вырываясь наружу, помогала плести настоящее колдовство.
Любой волшебник в этом мире был сродни программисту. Одиночные заклятия не обладали достаточной силой, чтобы сокрушать армии и вершить историю, а комплексные чары требовали тщательно прописанного алгоритма. Колдуны создавали хитросплетения из магического кода, способные реагировать на любые неожиданности и подлости. Например, хижина, куда постучал Натахтал, могла испепелить нежеланного гостя на месте, если бы проверка показала, что пришла Злободунья челядь. Но, раз на пороге стоял сам предводитель повстанцев, домишке оставалось только придержать заряд до следующего раза, когда рядом окажется настоящий враг со злым умыслом.
Упорное буханье в дощечки не застало Серетуна врасплох. Чародей ждал, когда к нему придут, будь то союзник, или заклятый враг. Готовый дать отпор в любой момент, волшебник не боялся быть обнаруженным. Серетун даже отмахнулся от идеи замаскировать домишко, на фасаде которого плясали магические искры, озаряя таинственные знаки.
Сердце безошибочно почуяло, что на входе стоит тот, кого великий чародей уже давно ждал, и Серетун
