Консул неуверенно кивнул. Добрую часть вчерашнего дня он провел в переговорах по комму с хозяевами этого лимузина: консул улаживал дело, то отвечая на звонки, то перезванивая сам, пока Майлз изображал полную непреклонность. По крайней мере, эта пауза дала ему время оправиться от припадка.
Впрочем, делу совсем не повредит, если Майлза будет явно побаиваться даже барраярский дипломат. Он был не до конца уверен, что Форлынкин управляем. Точнее, кем именно управляем. Майлз удостоил консула короткой улыбки:
— Кстати, Форлынкин, будьте так любезны воздержаться сегодня от комментариев, что бы я ни сказал или ни сделал. Пока мы не вернулись, все, что вам позволено — отвечать «да».
Двусмысленная пауза.
— Да, милорд Аудитор.
Что, Форлынкин все еще способен на иронию? Отлично. Наверное.
— Представьте, что смотрите пьесу, — предложил Роик; Форлынкин скептически приподнял бровь — сравнение его не слишком утешило.
Доктор Дюрона, поглощенный разглядыванием разноцветных хост, высаженных вдоль дорожки, с любопытством обернулся.
Задняя дверь лимузина открылась, и из него вышла женщина столь же блестящая и ухоженная, как сам лимузин, хоть и не в пример стройнее. Длинные темные волосы стекали по спине и сплетались металлическими гребнями в такую изящную конструкцию, что даже Ворону впору позавидовать. Уроженцы Кибо предпочитали самые разные фасоны, как местные, так и навеянные галактической модой; Майлз пробыл на планете достаточно, чтобы распознать в ее наряде женский консервативно-деловой стиль. Скользящий, едва касающийся кожи топ, такая же нижняя рубашка и свободная верхняя накидка с веревочными завязками одинаково подходили и мужчине, и женщине, но вместо мужских широких брюк с завязками на лодыжках на ней были короткая юбка и лосины, показывающие стройные икры. Наряд в нежных осенних оттенках выгодно оттенял ее карие глаза. Общий эффект получился одновременно аристократический и сексуальный, как у очень дорогой куртизанки; про гейш Майлзу рассказывали на Старой Земле в Японии, которую они с женой посетили из-за ее любви к садам… Складывалось полное ощущение, что эта женщина — оружие, нацеленное точно на него: необычайно маленького роста, едва выше самого Майлза, она к тому же надела сандалии на плоской подошве.
— Доброе утро, охайо годзимасу! — Она приветствовала собравшихся официальным поклоном, но улыбка ее предназначалась персонально Майлзу. — Лорд Форкосиган, консул Форлынкин, Дюрона-сенсей, Роик-сан. Я счастлива приветствовать вас здесь. Я — Аида, в настоящее время личный помощник мистера Рона Винга. Я отвезу вас в новый криоцентр «Белой Хризантемы» и отвечу на все вопросы, которые могут у вас возникнуть.
«Держу пари, только не на мои», подумал Майлз, но ответил такими же вежливыми приветствиями и позволил симпатичной молодой леди усадить всех в шикарный лимузин. Интересно, столько усилий приложил ее босс, чтобы подобрать для их эскорта такую миниатюрную особу за столь короткий срок?
Рон Винг был тот самый человек, с которым Майлз отказывался общаться до вчерашнего дня; тем временем Форлынкин выдумывал за него все новые отговорки и уже был готов рвать на себе волосы. Винг занимал должность директора по развитию и являлся одним из главных исполнительных чиновников «Белой Хризантемы». Именно он курировал проект продвижения бизнеса на Комарру, и именно его люди с таким тщанием пасли Майлза на криоконференции (пока он сам делал ровно то же). «А теперь посмотрим, что у нас на другом конце лески!»
Роик, Аида и Ворон сели спиной по направлению движения, Майлз и Форлынкин — напротив. Здесь определенно никто не рискует столкнуться лбами в давке.
— Напоминает мне один из старых отцовских лимузинов, — прошептал Майлз Роику.
— Не-а, — так же тихо ответил тот, когда безымянный, не представленный им водитель плавно тронул машину с места. — Легче раза в два. Нет брони.
Нежным голосом Аида предложила им ознакомиться со всем богатством напитков в баре лимузина, но Майлз вежливо отказался, а вслед за ним и остальные. Майлз склонил голову к поляризованному стеклу, чтобы лучше разглядеть столичные виды — на сей раз, ради разнообразия, с уровня земли. Вокруг Норбриджа гор фактически не было, ледники давно уступили место рекам, но из-за морен, проточивших ландшафт, местность стала рельефной. Местную растительность, в лучшем случае рудиментарную, в городе почти повсеместно вытеснили земные деревья. Ну а город есть город, он всегда растет вокруг инфраструктуры современного по галактическим стандартам транспорта и технологий. Если бы Майлз не пересек его из конца в конец своими ногами, то до сих пор не знал бы, что за странный мир лежит под ним.
Пейзаж за окном сделался интересней, когда они достигли западной окраины города, подъезжая собственно к Криополису.
— Криополис начал складываться около сорока лет назад, — рассказывала им Аида как заправский гид, — когда стало слишком дорого прокладывать новые криохранилища под городом. С тех пор Норбридж разросся вплоть до границ Криополиса, однако наше поселение сохраняет статус отдельной административной единицы и называется Западная Надежда.
— А сколько делегатов оно выставляет в выборные органы префектуры?
— Четырнадцать, — ответила Аида любезно.
Столько же, сколько от самого города, хотя по площади Западная Надежда в несколько раз меньше.
— Интересно.
Роик вдруг завертел головой:
— Черт, это же…
— Пирамиды! — радостно провозгласил доктор Дюрона, вытягивая шею. — Десятки пирамид! А река вокруг них зовется Нил?
Майлз сделал заметку на память: как только они с Вороном останутся наедине, надо притормозить его.
Неизменная улыбка Аиды дрогнула лишь на долю мгновения:
— Это комплекс нашего крупнейшего конкурента в области криосервиса — Нового Египта.
Километровой длины песчаный вал рассекали высокие ворота, по обе стороны от которых возвышались огромные мрачные статуи: сидячие фигуры с узкими собачьими головами.
— Таких я уже видел, — заявил Роик. — На конференции. Там ходил какой-то тип в набедренной повязке и с пластиковой собачьей головой, предлагал купоны. Больше похоже на рекламу какой-нибудь биоинженерной фирмы с Единения Джексона.
— Эти фигуры изображают Анубиса, египетского бога смерти, — объяснил Майлз. — У древних египтян было множество богов с головами животных: сокола, кошки, коровы — и у каждого свое символическое значение. А этот вообще-то не собака, а шакал, падальщик пустыни. Для людей доиндустриальной эпохи — естественная ассоциация со смертью. — Он покосился на Аиду и не стал проводить параллелей. И все же интересно, догадался ли кто-нибудь проверить перевод иероглифов, украшающих эти стены? Там запросто может быть написано что-то вроде «Птахотеп — осел!» или «Унас должен Тети сто мешков пшеницы и бочонок фиг».
