— Негусто… — задумчиво пробормотал тот, с укоризной глядя на невразумительное «во о». Богдан хмуро теребил нижнюю губу.
— Снова увы! — Антон Чу развел руками. — Быть может, что-то даст разбор документов и файлов… аннотированный подробный список закончили составлять полчаса назад. Но, на первый взгляд, и там нет ничего такого, что обращало бы на себя особое внимание. То есть там много важного — но все это материалы, прямо относящиеся до работы боярина в Соборе.
— Ладно, благодарю вас, драг прер Чу. Что-нибудь еще не… не всплывало?
Следознатец развел руками.
— Разве что… За четверть часа до вашего яшмового появления мне позвонил прер еч Сыма и сообщил, что хотел бы зайти. Ему что-то хочется обсудить со мной, но что именно — по телефону он говорить не стал.
— Когда он собирался быть?
— Мы договорились к восьми…
— Это касается состояния прера ад-Дина?
— Еч Сыма ничего не уточнил.
— Интересно… — протянул Баг. — Что же, надеюсь, вы оба своевременно будете извещать нас с ечем Оуянцевым…
— Разумеется! Но ведь нести к вам каждую мелочь, каждое предварительное соображение — тоже нелепо, согласитесь. У вас своих дел по горло…
— Это точно.
— Я полагаю, что прер еч Сыма, если бы имел что сказать определенного, сразу звонил бы не мне, а вам.
Баг кивнул и повернулся было к двери.
— Ах да! — Он вытащил из-за пазухи банку с ручкой; неведомое розовое существо оставило свое стремление уплыть и теперь просто висело вдоль стенки, присосавшись к стеклу почти под самой крышкой. Баг водрузил банку на свободный угол стола. — Что бы это было такое, прер Чу, а?
Антон Чу осторожно взял банку и поднес ее поближе к лампе, всмотрелся.
— О! — Следознатец поднял на напарников вытаращенные глаза. — О! — повторил он с громадным удивлением. — Где вы это взяли?!
— Да, собственно… — пробормотал Баг. — Это подарок.
— От кого? — Взметнувшиеся на середину лба брови изумленного до глубины души следознатца так и не могли пока вернуться на место.
— Если б знать…
Чу, разглядывая розовое существо, медленно, сосредоточенно вертел банку так и этак. Взялся за увеличительное стекло.
— Я не специалист, но, по-моему, это неизвестный науке вид…
В кармане ветровки Богдана курлыкнул телефон.
— Извините, ечи, — сказал Богдан и неуклюже отошел в сторонку, на ходу доставая трубку натруженной рукой. — Оуянцев-Сю слушает.
И тут же вздрогнул, потому что в трубке отчетливо послышался голос боярина-осназовца Галицкого.
— Добрый вечер, Богдан Рухович.
— Добрый вечер, Даниил Казимирович… — выжидательно ответил Богдан.
— Я оценил ваш такт. Вы не потребовали с меня никаких обещаний о невыезде и неразглашении… и даже не оставили своего телефона на случай, если мне что-то захочется вам сказать.
— Вы были так взволнованы и расстроены…
— Благодарю вас за предупредительность и отвечаю вам тем же. Я действительно был очень взволнован и говорил, простите, больше о себе, чем о… во всяком случае, не меньше. А вас ведь интересуют не мои переживания, а факты.
— И то, и другое, драгоценный Даниил Казимирович. И то и другое.
— Я нынче утром не упомянул об одном пустяке. А вам это может оказаться важным, я ведь не знаю всех сопутствующих обстоятельств…
Сердце Богдана забилось быстрей.
— Я внимательно слушаю вас, драг прер еч.
— Где-то уже к концу нашего разговора с Гийасом, к самому концу… Он, явно уже некоторое время не слушая меня, вдруг бросился к книжному шкапу, откуда-то из глубины, основательно порывшись, достал книгу и побежал обратно ко мне. «Вот прочти! — кричал он. — Ты поймешь! Тут все написано! Я покажу тебе, как читать!» Причем, понимаете, мне показалось, что за книгой он побежал после… как бы это сказать… определенной внутренней борьбы.
— Как это?
— Сам не знаю, как объяснить… Словно бы ему очень не хотелось прибегать к такому аргументу, но желание убедить меня, переспорить, обратить в свою веру пересилило. Понимаете?
— Кажется, да. Но… вы очень тонкий знаток переживаний, если так вот…
— Я же профессионал, драг еч Оуянцев-Сю. Но самое странное… Я взял, я не мог ему возразить… Нипочем не догадаетесь, что это была за книга. «Слово о полку Игореве»!
Ноги окончательно подломились под Богданом, и он опустился в стоявшее у двери кресло.
— «Слово»?
— Ну да! Что уж он там мне хотел доказать с его помощью… Я прекрасно знаю эпос, очень его люблю… Правда, судя по обложке, этого издания я никогда не видел. Я сказал, что сейчас читать его не вижу смысла, и если он настаивает, я могу взять его с собой, посмотреть дома. Но Гийас не дал. Он страшно всполошился и забормотал что-то вроде: «Нет, нельзя… Как же я без нее… А если узнают, что я кому-то показал…»
— Вы так и не открыли книгу?
— Нет. Честно сказать, я не чаял, как уйти. Мне казалось, в одиночестве Гийас успокоится… впрочем, это я вам уже сообщал.
— Куда прер ад-Дин дел книгу затем?
— По-моему, он ушел с ней обратно к шкапу. Да. Не переставая говорить что-то о необходимости дать улусу все возможные преимущества и льготы относительно остальной Ордуси… Когда он вернулся от шкапа и сел на свое место, «Слова» у него в руках не было.
— Благодарю вас, драг еч Галицкий, — медленно проговорил Богдан. — Благодарю. Не скажу вам сразу, но, похоже, это чрезвычайно существенные сведения.
— Не могу понять, чем они существенны, но буду рад, если это и впрямь так, — вежливо ответил боярин. — Теперь позвольте попрощаться…
— Еще один вопрос.
— Да?
— Если вы можете ответить, конечно… Чем закончилось совещание у князя?
Галицкий помолчал, потом сказал мрачно:
— Примирить позиции не удалось. До голосования два дня. До свидания.
Баг уже дожидался его. Увидев, что Богдан прячет трубку, он подошел ближе.
— Я оставил пиявицу здесь. Чу обещал пообсуждать с коллегами, порыться в справочниках… Думаю, пусть тут пока поплавает… — И лишь тогда он обратил внимание на сосредоточенное лицо Богдана. — Что случилось? Кто это звонил?
— Галицкий, — ответил Богдан и, пока они шли к лифту, подробно пересказал напарнику весь разговор.
Потом они уставились друг на друга. Благо, лифт гулял где-то и не торопился на вызов. Через несколько мгновений губы Бага дрогнули.
— «Во о», — сказал он. — «Во о»!
— Что? — не понял Богдан.
— Три буквы с обложки сгоревшей книги в камине Ртищева! — гаркнул Баг на весь безлюдный, сумеречный коридор. — «Во о»! Слово о! Полку! Три Яньло мне в глотку! Игореве!!!
