– Мне нужно сделать один запрос по видеофону, – попросил Саттон.
– Пожалуйста.
– Мне нужен час.
– Часа не обещаю.
– Ну хоть полчаса. Я думаю, что успею. Полчаса после того, как позвоню.
– И полчаса не обещаю.
– Вы ведь никогда не рискуете, Адамс?
– Никогда, – ответил Адамс.
– А я рискую, – сказал Саттон и встал. – Где у вас видеофон? Я рискну за вас.
– Сядьте, Эш, – произнес Адамс почти умоляюще. – Сядьте и объясните мне одну вещь.
Саттон садиться не стал.
– Если бы вы могли дать мне слово, – сказал Адамс, – что вся эта штука с судьбой не повредит человечеству. Если бы вы могли уверить меня в том, что это не будет на пользу нашим врагам…
– У человека нет никаких врагов, – ответил Эшер, – кроме тех, которых он сам себе создал.
– Галактика ждет не дождется, когда мы сдохнем, – возразил Адамс. – Спит и видит первые признаки агонии…
– Это все потому, что мы сами научили их этому. Они видели, как мы используем их слабости, чтобы выбить у них почву из-под ног.
– Ну а эта затея с судьбой – что она дает?
– Человек научится милосердию, – ответил Саттон. – Милосердию и ответственности.
– Доктор Рейвен сказал мне, что это не религия, но вера. Особенно что касается милосердия.
– Доктор Рейвен прав, – сказал Саттон. – Это не религия. Судьба и религия могут существовать параллельно, нисколько не мешая друг другу. Я бы даже сказал, что они дополняют друг друга. Только судьба не обещает загробной жизни. Это остается прерогативой религии.
– Эш, – спокойно спросил Адамс, – вы ведь изучали историю?
Саттон кивнул.
– Ну так оглянитесь назад, – сказал Адамс. – Вспомните хотя бы Крестовые походы. Вспомните возвышение мусульманства. Вспомните восстание Кромвеля в Англии. Америку, Россию. Везде религия и идеи, Эш. Религия и идеи. Человек будет драться за идею так, как никогда не будет драться за свою собственную жизнь, за свою страну. Пальцем не пошевелит. Но за идею…
– И поэтому вы боитесь идей?
– Мы просто не можем себе позволить такой роскоши! По крайней мере сейчас.
– И все-таки человечество взросло именно на идеях, – заметил Саттон. – У нас не было бы ни культуры, ни цивилизации, если бы не идеи.
– Именно сейчас, – сердито сказал Адамс, – в будущем идет война из-за этой вашей «судьбы».
– И именно поэтому мне нужно позвонить. Именно поэтому мне нужен час.
Адамс медленно встал.
– Я, наверное, совершаю ошибку, – сказал он. – Я так еще ни разу в жизни не поступал. Но я рискну – впервые в жизни.
Он вошел в дом, Саттон – за ним.
В неосвещенной гостиной стояла старомодная мебель.
– Джонатан, – позвал Адамс.
Послышались шаги, и появился андроид.
– Принеси кости, – сказал Адамс мрачно. – Мистер Саттон и я хотим бросить жребий.
– Кости, сэр?
– Да-да, те самые, в которые вы с поваром играете.
– Хорошо, сэр… – обескураженно ответил Джонатан.
Он повернулся и ушел, звук его шагов еще долго слышался откуда-то из глубины дома.
Адамс хмуро взглянул на Саттона:
– Бросим по разу. Выиграет тот, у кого выпадет Больше очков.
Саттон сдержанно кивнул.
– Если выиграете вы, получите час. Если я, вы будете выполнять мои распоряжения.
– Идет, – ответил Саттон.
А про себя он подумал: я поднял изувеченный звездолет и довел его до Земли. Я был и двигателем, и пилотом, и штурманом, и всем остальным. Энергия, накопленная моим телом, подняла корабль и пронесла его через пространство длиной в одиннадцать световых лет. Сегодня я преодолел атмосферу Земли с выключенными двигателями, чтобы меня не запеленговали, и посадил корабль в реку. Я мог бы сейчас вытащить вон из той коробки ботинок и перенести его на стол, мог бы перелистать книгу, не прикасаясь к страницам.
Но кости…
Это дело другое.
Они вертятся так быстро.
– Что же касается видеофона, – сказал Адамс, – то им вы можете воспользоваться независимо от того, выиграете или нет.
– Если я проиграю, – ответил Саттон, – видеофон мне не понадобится.
Вернулся Джонатан. Положил кости на стол и с любопытством стал ожидать продолжения событий, но, поняв, что лучше уйти, удалился, пару раз оглянувшись по дороге.
– Вы первый, – предложил Саттон.
Адамс взял кости, сжал их в кулаке, потряс. Звук был такой, словно кто-то с перепугу стучит искусственными зубами.
Он разжал руку, и два белых кубика покатились по столу. Остановились. На одном выпало «пять», на втором – «шесть».
Адамс поднял голову и посмотрел на Саттона. Взгляд его не выражал ровным счетом ничего. Ни радости, ни ехидства. Абсолютно ничего.
– Ваша очередь, – сказал он.
Отлично, подумал Саттон. Просто отлично. Две шестерки. Нужно, чтобы выпали две шестерки.
Он протянул руку, взял кости, покатал их в кулаке, фиксируя в сознании размеры и очертания.
А теперь, отдал он себе мысленный приказ, сожми их мысленно так же, как сжимаешь в кулаке. Держи их крепко, пусть они станут частью тебя, как те два корабля, которые ты провел через пространство, как любая вещь, которую бы ты хотел поднять или передвинуть, – стул, книга, цветок…
На мгновение он переключился на другой режим. Сердце замедлило ритм, кровь запульсировала тише, дыхание прекратилось. Он почувствовал, как включилась система, способная заряжаться от всего, что обладало энергией.
Сознание приняло кости, сжало мысленно в кулак, потом разжало пальцы… Кости покатились по столу… Они кувыркались в его сознании точно так же, как на столе, он их видел и чувствовал, словно они часть его тела. Но управлять ими было неимоверно трудно. В какое-то мгновение ему показалось, что они наделены собственным разумом и волей.
…На одном кубике выпало шесть. Другой все еще катился по столу… Вот она, грань с шестеркой! Кубик чуть-чуть покачнулся… и замер. Шесть!
Кубики лежали смирно. Две шестерки.
Саттон глубоко вздохнул, сердце вновь забилось, кровь побежала по венам.
Какое-то время они стояли молча и смотрели на кубики, потом глянули друг на друга.
Первым заговорил Адамс.
– Видеофон там. – Он показал в угол.
Саттон кивнул, сглотнул слюну. Он чувствовал себя героем плохого романа.
– Судьба, – прошептал он, – пока работает на меня.
– Час, который вы выиграли, начнется сразу после окончания разговора, – холодно сказал Адамс, резко повернулся и вышел во двор.
Саттон ощущал жуткую слабость, но взял себя в руки и пошатываясь побрел к видеофону.
Он сел на стул перед экраном и взял справочник «География и история Северной Америки».
Он нашел номер, набрал его. Экран загорелся.
– К вашим услугам, сэр!
– Я хотел бы узнать, – сказал Саттон, – где находится Висконсин.
– А где находитесь вы, сэр?
– На вилле мистера Кристофера Адамса.
– Того самого мистера Адамса, который работает в Департаменте Галактических Исследований?
– Того самого, – ответил Саттон.
– В таком случае, – вежливо произнес робот, – вы находитесь в Висконсине.
– А где находился Бриджпорт?
– На северном берегу реки Висконсин, примерно в семи милях от места ее впадения в Миссисипи.
– Но что это за реки? Я о них никогда не слышал.
– О, они совсем рядом с вами, сэр. Висконсин впадает в Миссисипи в двух шагах от виллы мистера Адамса.
Саттон резко встал и вышел во двор.
Адамс сидел на прежнем месте как ни в чем не бывало.
– Узнали, что хотели? – мирно спросил он.
Саттон кивнул.
– Тогда торопитесь, ваш час уже начался.
Саттон не двигался с места.
– Ну, в чем дело, Эш?
– Да я думаю, протянете ли вы мне руку на прощание?
– Конечно, – ответил Адамс.
Он церемонно поднялся и протянул Саттону руку.
– Не могу сказать точно, Эш, – произнес он, глядя Саттону в глаза, – но вы или величайший человек, какого я когда-либо знал, или самый большой идиот на свете.
Глава 33Бриджпорт томно дремал в пыльной долине, окаймленной скалами, рядом с лениво текущей рекой. Полуденное солнце так накалило землю, что казалось, скоро запылают и ветхие домишки, и пыль на дороге, и кустики с пожухлой листвой, и жиденькие цветочные клумбы.
Железнодорожные рельсы вились вокруг холмов, пробегали через городок и снова терялись в горах; короткий отрезок этой железной дуги, приходящей ниоткуда и уходящей в никуда, сверкал на солнце, как лезвие ножа. Между железнодорожной линией и рекой ютилось квадратное здание вокзала, покоробившееся за много лет от жары и холода, оно казалось безучастным, съежившимся, поникшим в ожидании очередного сюрприза погоды или судьбы…
Саттон стоял на платформе и слушал, как шумит река, как чавкает и посвистывает вода в маленьких водоворотах, как она ворчит, переваливая через большую корягу. Слышал мягкие вздохи волн, пытающихся утащить за собой низко склонившиеся ветви ив. Все это было говором реки, языком, на котором она объяснялась с берегами, могучим языком, выдававшим ее скрытую силу…
