В номере я устроился на диване, а бот принялся оживлять окружающие стены. Повсюду, не только на стенах, но и прямо посреди комнаты, засветились прямоугольные экраны с объёмными лицами или просто с глубокими, уходящими в перспективу, интерьерами далёких экзотических кабинетов, пейзажей, видов на море и т. п.
— Планируется видеоконференция, — деловито пояснил он.
— Угу, — с полным ртом.
Вся эта суета не давала мне нормально без стресса поесть.
— Сдласуйти, каллека, — на центральном экране мне поклонилось трёхмерное лицо Чжао, теперь я мог его разглядеть гораздо чётче — обычный китайский парень лет двадцати с явно выступающими передними зубами, вежливый и смешливый.
— Здрасьте.
— С нами сёдня будут биседавать юлисты, пладюселы соу и навостных плагламм, — с других экранов мне кивали разные люди — монголоиды и европейцы. — Ваплос клайни васный.
— И что же такое важное произошло?
— Спелва пасмотлим на слидуюсие кадлы, католыи удалось заснять за кулисами. Вам эта далсно быть знакома, а вот длугие увидят впелвыи.
В центре экрана появилось окно, которое показывало обстановку гримёрки и меня в фокусе, дремавшего, сидя на кресле. Далее — топот ног, моё пробуждение… истерика режиссёра… ну и соответственно мой монолог. У МЕНЯ БЫЛ ТАКОЙ ВЗГЛЯД, что я ощутил, как мурашки бегут по коже, когда на себя смотрел.
— Ты кто такой? Я — пережил СМЕРТЬ. Я разговаривал с БОГАМИ, древними как наша планета. Я здесь, чтобы изменить МИР. Закрой свой рот, разворачивайся и уходи. Когда будешь нужен, я тебя ПРИЗОВУ.
Я наблюдал за реакцией всех остальных и не особенно понимал, что у них на уме.
— Сто казите, налот? Нам нада лисить, стоит ли эта сеять. Мосет это в итоге навледить насим селям, или нааболот — павысить интелес к кантенту? Пласу, высказыйтесь…
— Низя пускать… — то ли ещё один китаец, то ли японец, что вероятнее — очень рубленые фразы, как будто выплёвывает их из себя. — Лукс лайк мэд приступ!
— Ви, иуристи, и про Рикки так гварили — длиа вас все мэд, на ком патом наши реитинги стартуиут, — ответил кто-то из творческой группы, судя по фривольному костюму.
— Тут нет паредокс. Лукс лайк мэд? Да. Станет новаи звездои? Да. А вот пускат — ни пускат… Вапрос стратегии. И фармата, — европейская внешность и важный вид, может, какой-то большой начальник.
— За фалмат атвесяю я, — в диалог вступил Джао, — и, на мой фсклят, эта халосий вилусный кантент, но он не вписывается в наси абысьные ламки. Мозете сситат эта ливалюсией, и если мы её насинаем, то далсны асазнавать все паследствия.
— Да-да… ривалиуциа…
— Клинч! Такого ещо ни било…
— А иа слисал, в кумпании… — загалдели все.
— А в чём собственно, революция? Эй, парни, может, просветите меня?
— Солли. Мы загвалились. Панимаите, есть тладисионная схема — скандал, паклоннисы, талговля сувенилами ис длим-контента, плодакт-плейсмент…
— А что за сувенирка?
— Ну… если в кантенте есть сто-та ниабысьное, сто нлавися злителю, мы запускаем в плаизводство.
— А в моём случае, это…?
— У вас исё интелесней. Мы сяс пиалим тему сёлно-белаво. В каталогах, на выставках савлеменнаво искусства, в модных интелнет-зулналах — визде идёт плапаганда сёлно-белаво… Эээ… Дзек паясните.
— Eta simple. Mi sperva just making trend, vogue… modelieri, desaineri, hudojniki, fasion… oni prosta daiut creative, interviu, lepiat vkusi, provodiat konkursi, pokazi, biennale, foto-set, Fashion Week… potom uje dela technik — kagda trend dostigaet pika, mi just making money through nano-fabric — mebel, odejda, avto, acсessory — its all v dizaine black & white… Nasha target audience — women, v osnovnom… [66]
— Ничего себе! — понял лишь часть из этого потока сознания.
— Да… Длим-кантент сейсяс — самый мосьный двигатель эканомики и талговли. Кстати, вы будите палусять свой пласент с этих пладас. Мозите не биспакоиться… но…
— Что, «но»?
— Ваша атака на ниссяснаво лезиссёла — выходит за пледелы этаво фалмата.
— Моё нападение недостаточно чёрно-белое? — смеются все, кроме монголоидов. — Странные вы люди. Изнасилование медсестры, драка с её подругой-лесбиянкой — это не выходит за пределы. А то, что я просто поставил на место какого-то выскочку — это, видите ли, выходит.
— Ви свои взглиад видили? — встрял кто-то из этих говорящих голов.
— Ну, видел.
— Ита взглиад чилавека, катории ни в сваиом уме. С какими исчо там багами ви тёрли? С какова хака ви сабираитис миниать наш мир?
— Luchshe bi mordu Rikki nabil — ludi bi poniali. [67]
— Да он на сиктанта какова-та пахож. Чо с ним гварит!
— Спакойна, пални. Спакойна… А вы, увасаемый, далзны панять, васе паведенье лазлусительно для бисьнеса. Оно не абединяит людей — а вносит в саобсества ласкол. Вас паступок пливлесёт вниманье, да, но атнасение к нему будит лазным. Для каво-то вы станете новым гулу. А для каво-то — фликом. Люди будут сполить длуг с длугом до хлипоты… И бисьнесь ат этава не выиглает.
— Меня это устраивает.
— Исчо би!
— И эта исё больсе нас пугаит!
— Ладно, не пугайтесь. Я всё могу объяснить, если бы мне дали нормального, — я сделал акцент, — вменяемого журналиста. Каждое слово и про богов, и про изменение мира я могу дезавуировать. Только дайте мне серьёзного собеседника и, желательно, без публики в зале.
— Эта халасо. Но мало.
— Что же вы от меня хотите?
— В ходе этава интелвью вам нузна извиниться и паказать, ста ви налмальный.
— Как скажете.
— Вот эта длугой лазговол! — он был крайне доволен. — Сто сказите, налот? Я пледлагаю такое лазвитие сюзета — мы саздаём «утеську» кадлов с этай ссеной, снятой в глимёлке, «сеем» её… как это…
— Сеем сузими луками… стлатагема тли, [68] — ещё один китаец чуть постарше.
— Тусьно! Далее — эти кадлы тилазилуются всеми, каму ни лень, конкулентами, блогелами… А патом мы анонсилуем бальсое интелвью с насим гелоем…
— Стлатагема «Отдать, стобы взять»… Наси влаги сами сделают нам лекламу!
— Лазумеется, ну а вести это интелвью будет… — он сделал мхатовскую паузу. — Дзон Калдон!
— Вот эта клинч!..
— А мни нравитсиа…
— Иа — за!..
— Eta uzhe garazda luchshe. [69]
— А кто это — Калдон?
Все затихли. Как будто я не смог два на два поделить.
— Он дастатосьно налмален. Вы будите удо-влет-волены. Ну сто, надо падписывать сакласенье на выпуск сюзета… плашу юлистбота вклюситься в лаботу…
Когда формальности были закончены и Дваноля погасил экраны, он же, слегка запинаясь, спросил у меня:
— Вы… правда… разговаривали с теми… кто писал человеческие программы?
