Думаете, у мира есть шанс?
Джарвис: Я не сторонник манифестов. Любые глобальные изменения надо начинать с себя. Посмотрим.
Хотели бы знать будущее?
Чье?
Не мое, конечно.
Манкимен: Вот так — бац! И все? Как провидцы, что ли? Знать, как умрешь, или в какое военное дерьмо опять завяжемся, м-м? Иисус поэтому и отчалил, что слишком много на него навалилось крови и вранья. А он был хорошим парнем. Не думаю, что этого кто-то хочет. Ты, например, а? Хотя стало бы известно, сколько всего придется отвалить пиджакам на налоги и подорожает ли выпивка на Конец Света (смеется). Как бы ты прожил свою жизнь, зная, что мог изменить, а что нет? Возьми Элвиса. Думаешь, знай он все наперед, это что-нибудь изменило? Скажите парню на говновозе, который колесит между штатами, что он станет звездой рок-н-ролла и умрет, захлебнувшись в ванне от бабок и одиночества, его бы остановило? Черта с два. Парень пел от Бога, на остальное плевать. У каждого свой путь. И это была его судьба, скажу я тебе. Актер может стать конгрессменом и наломать такого, что хоть плачь. Но дайте парню на говновозе микрофон, и он перевернет мир. Так-то.
Джарвис?
Ты слышал его, парень. Только блюз, брат. Только блюз».
Гай почувствовал, что дышать ему становится все труднее. Воздухоочистительная система дорабатывала свои последние минуты. Как только она заглохнет, он начнет задыхаться. Это будет мерзкая и болезненная смерть. Нет, надо было все-таки сгореть. Раз! И все.
«Что будете делать после турне?
Не знаю, смотаемся куда-нибудь. Может, заляжем на время.
Не подумываете уйти на покой?
В отставку! Издеваешься? Я ведь могу и треснуть. Не посмотрю, что ты очкарик, (смеется). Мы в отличной форме.
Манкимен: Энергии и материала у нас в избытке. На пару жизней хватит. А там видно будет, куда история занесет.
То есть продолжение следует.
Да. Пока рок-н-ролл жив, для нас есть работа.
„Джарвис и Манкимен“, интервью „Rolling Stone“, 1999».
Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось. Выронив журнал, он схватился руками за горло и захрипел. Тело космонавта отчаянно цеплялось за жизнь, но эта борьба заранее была проиграна. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…
…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось.
«Черт побери! — мелькнула в голове мысль. — Я еще живой!»
Но радость была недолгой. Кислорода в капсуле все еще не было. Ничего не понимающий Гай вновь скрючился на полу, тело сотрясали тяжелые судороги. В глазах замелькали черные пятна, легкие горели огнем. Через несколько секунд все было кончено…
…Гай воскресал и умирал вновь и вновь. Он уже сбился со счета, сколько раз адская боль сжимала в стальных тисках его измученное сознание. Возможно, это и был Ад? И за свои грехи он обречен раз за разом воскресать, в лишенной кислорода спасательной капсуле, и тут же умирать вновь?
…Гай попытался сделать следующий вдох, но у него ничего не получилось…
* * *
— Господи боже, у него припадок! — взвизгнула Лара.
Все, кто был в комнате, бросились к Гаю, бьющемуся на полу в судорогах. Алекс и Саймон держали Метьюса за плечи, а ноги бывшего космонавта схватил Кристофер.
— Кто-нибудь, вставьте ему что-нибудь между зубами, пока он не откусил себе язык! — Алекс всем телом прижимал Гая к полу, стараясь сдержать судороги. — И принесите аптечку, срочно!
Тут рядом с головой Метьюса возник Кевин. Начальник охраны снял с себя брючный ремень и ловко просунул его между клацающими зубами. Лара выхватила у вбежавшего охранника прямоугольник аптечки, но, подбежав к удерживающим космонавта мужчинам, замерла в растерянности.
— А что нужно ему вколоть?
— Десять миллиграмм диазепама на двадцать миллилитров раствора глюкозы! — подсказал Кристофер.
— Откуда ты знаешь? — Лара всегда относилась к накачанному красавцу с подозрением, что-то в нем ее смущало.
— Быстрей коли, дура! — заорал Кристофер в ответ. — У одной моей… знакомой была эпилепсия, и мне пару раз приходилось делать ей такие уколы.
Лара решила не спорить и быстро набрала на консоли управления аптечкой название препаратов и пропорции. Через секунду из боковой панели на корпусе аптечки выскочила игла.
Девушка протиснулась сквозь мужские тела и, расстегнув рубашку на груди Метьюса, вонзила иголку по самое основание. С тихим шипением аппарат впрыснул лекарство в кровь бьющегося в припадке Гая.
Буквально через несколько секунд судороги прекратились, а напряженные мышцы лица расслабились.
— Нужно отнести его в постель и вызвать врача, — скомандовал Алекс.
— Не надо никого вызывать… — Гай открыл глаза и посмотрел на склонившиеся над ним встревоженные лица обитателей коттеджа.
— Ты с ума сошел? У тебя только что бы припадок! Это не шутки!
— Алекс, успокойся. Что со мной может случиться? Ты же знаешь, я не могу умереть…
Алекс отвел взгляд в сторону.
— Знаю. Но я испугался, что ты вдруг исчерпал запас своих сил и этот припадок означает… означает…
— Что у меня села батарейка бессмертия? — рассмеялся Гай. Голос его окреп, и он даже смог самостоятельно сесть. Взглянув на валяющийся рядом с ним прокусанный насквозь ремень Кевина и аптечку с окровавленной иглой, Метьюс покачал головой. — К сожалению, мое бессмертие от меня никуда не денется.
— Откуда ты знаешь? — удивился Алекс. Ты же все время говоришь, что не знаешь, почему стал таким.
— Теперь я знаю. Точнее, я все вспомнил, — Гай пристально посмотрел в глаза Алексу, — но лучше бы я этого не вспоминал.
Из представления о том, что пространство и время образуют замкнутую поверхность, вытекают также очень важные следствия относительно роли Бога в жизни Вселенной. В связи с успехами, достигнутыми научными теориями в описании событий, большинство ученых пришло к убеждению, что Бог позволяет Вселенной развиваться в соответствии с определенной системой законов и не вмешивается в ее развитие, не нарушает эти законы. Но законы ничего не говорят нам о том, как выглядела Вселенная, когда она только возникла, — завести часы и выбрать начало все-таки могло быть делом Бога. Пока мы считаем, что у Вселенной было начало, мы можем думать, что у нее был Создатель. Если же Вселенная действительно полностью замкнута и не имеет ни границ, ни краев, то тогда у нее не должно быть ни начала, ни конца: она просто есть, и все! Остается ли тогда место для Создателя?
