Сергей хмурится.
— Ну значит, будем держаться поближе к народу, — говорит он.
С одной стороны Стёпка прав, но с другой — я не хотел оставаться в этом чёртовом вокзальном балагане. И мы уходим. Рядом с вокзалом тусоваться негде, разве что только на стадионе Локомотив, который сейчас закрыт. Поэтому мы поездили по городу. Поужинали в кафешке. Держаться близ толпы — несложная задача, пока не наступило девять вечера и народ начал редеть.
Тогда решили выдвигаться обратно на вокзал. Тем более, наш поезд отходил уже через час с четвертью.
Народу в павильоне поубавилось, но не намного. Бомж продолжал спать на сиденьях, подтверждая мои подозрения насчёт шпионского заговора. В зале ожидания мы задерживаться не стали. Поезд уже подали на первый путь — Серый сверился с табло, — и мы отправились на перрон.
Смеркалось.
Снаружи вокзал гудел угнетающими звуками: двигались локомотивы, с едким шипением вырывались пары. Техногенный пейзаж обволок душу депрессией. Лица небольшой кучки людей на перроне пропитаны безысходностью, будто они пустились в последнюю поездку их жизни. В десяти метрах от нас старушка обнимала молодую парочку и плакала.
— СОСТАВ ПОЕЗДА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ, КИСЛОВОДСК-НОВОКУЗНЕЦК ОТПРАВЛЯЕТСЯ ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ С ПЕРВОГО ПУТИ! — сообщает холодный женский голос из динамиков, а мы уже мчимся по перрону в поисках одиннадцатого вагона.
Хмурая толстенькая проводница проверяет наши билеты и паспорта, объясняет, что у нас пятое купе и пропускает внутрь.
Я будто попал в тюрьму. Узкие проходы, мрачный свет, спёртый воздух. Через пять секунд я уже хочу вырваться наружу, но меня сзади подталкивает Серёга. Пятое купе встречает меня раззявленной дверью. Внутри полумрак, а в воздухе будто витает смерть. Я осторожно сажусь и испуганно прислушиваюсь к звукам.
В соседнем купе кто-то переговаривается, слова размываются, долетая до ушей невнятицей, пугая ещё больше.
— Где-то здесь должен быть свет, — проворчал Серый и принялся обыскивать стены. Его торс занял почти весь проход между кроватями. Как же здесь тесно. Неужели народу так нравится ездить на поездах? Мы же живём в двадцать первом веке, изобрели самолёты!
Когда щёлкнул выключатель, и едкий свет залил наше купе, сгущая мрак за окном, Стёпка произнёс:
— И лучшего способа нас убить нету.
— В смысле? — хмурюсь.
— Посмотрите, купе рассчитано на четверых, а нас трое. Покупаешь билет в наше купе, и накрываешь как котят.
Холодный страх на секунду остановил сердце. Стёпка, как всегда, прав.
— Будем надеяться, что они до этого не додумаются, — говорит Серёга.
— Уж кто-кто, а доктор Вечность как раз может, — вздыхает Стёпка и потирает плечи.
Через какое-то время поезд трогается. За окном едва мелькает станция, внутри туда-сюда снуют люди, даже не обращая на нас внимания.
— Думаю, стоит запереться, — вздыхает Серёга и прикрывает дверь в купе. Мы остаёмся в тишине. Слов нет, только пустое одиночество, страх и предчувствие смерти. — Хорошо, что к нам больше никого не подсадили. Может, до Сызрани так и будем ехать одни, — пытается поддержать разговор Серый.
Кровати уже застелены, от белоснежного белья исходит запашок крахмала. Предполагаю, что на этих простынях поездил не один десяток человек.
В ближайшие два часа знакомлюсь с устройством поезда. Туалеты кажутся тесными и грязными, а когда узнаю, что все какашки летят на дорогу, живот сковывает смех.
Если поначалу сердце сковывал страх, то теперь мы выходили свободно. Хотелось есть, однако забыли купить что-либо в дорогу. Если бы не проводник, у которого продавались чай и разные сладости, погибли б с голода.
— Перед следующим поездом надо будет обязательно закупить жрачки, — деловито замечает Стёпка.
Мы говорим мало, слова дрожат, не показываем вида, но каждый думает, что следующего поезда может и не быть. Да ещё сраное одиночество. С каждой минутой за спиной оставались новые километры, а дом становился всё дальше и дальше.
Ближе к полуночи поезд остановился, тьма за окном пронзилась десятками ярких фонарей.
— Стоянка, — вздыхает Стёпка, откидывая занавеску и выглядывая наружу. — Может, кто-то подсядет.
Меня колет страх.
— Может, выйдем отсюда? — спрашиваю.
— Да я думаю, долго стоять не будем, там за окном какое-то село, — хмурится Стёпка.
— Но я спрошу, — мне становится не по себе. Представляю, как открывается дверь, за ней мужик с дробовиком, а мы в тупике… И я выхожу из купе. По изжёванному коврику я топаю к тамбуру, где почёсывает живот парнишка лет восемнадцати, в шортах и сетчатой майке.
Миную её и поглядываю на перрон. Проводница у двери сонно рассматривает билет стройного старикашки, придушенный свет бьёт прямо в глаза. Спускаясь по крутым ступеням мимо проводницы, слышу её голос:
— Пятое купе у вас, три мальчика там едут. Проходите.
— Я ещё чуточку на воздухе постою, — сухо отвечает старик, и я боязливо кошусь на него. Багажа нет, впрочем, как и у нас, не исключено — шпион Доктора Вечности. — Отправляемся скоро?
— Здесь большая остановка. Двадцать минут стоим, — отвечает проводница.
Прежде чем отодвинуться от нового постояльца пятого купе, успеваю заметить узкие очки на переносице, нос большой, прямой, чуть горбатый, как будто лицо старика сошло со статуи Моаи.
Я не слышу свои шаги, не слышу мыслей, которые стучат в висках. Мой убийца за спиной, возможно, сейчас он сверлит взглядом мой затылок. Или не взглядом, а дулом дробовика.
— Тёмка!
Я вздрагиваю и почти вскрикиваю. Позади Стёпка и Серый.
— Ты куда ушёл? — хмурится старший.
— Короче, — шепчу я, приближаясь к своим друзьям. — Видите того старикашку? Он с нами едет. Я подслушал, когда выходил. У него пятое купе.
— Чёрт… Он на нас смотрит, — шепчет Стёпка, отворачиваясь. — Я же говорил, что дорога будет короткой.
Серёга хмурится и оценивает старика надменным взглядом.
— Этот дедок? Вы шутите? Да я его сломаю до того, как он достанет оружие.
— Оружие может быть необычным, — шипит Стёпка. — Например какой-нибудь фотонный размолекулятор.
— Да хоть ионовая чёрная дыра, — заявляет Серый.
— Ионная, — поправляет Стёпка.
— Мне интересно другое, — Серёга оглядывает окрестности. Кажется, его нисколько не волнует шпион доктора Вечности. — Помост странный, станция очень странная.
Теперь оглядываюсь и я. Действительно странно: перрон деревянный, а не заасфальтированный, фонари, бьющие светом в тёмное небо, напоминают фашистские, я видел подобные в одном из фильмов.
