Однажды подобные искатели жёлтого металла появились на границах Общины. Но они пришли не с товарами.
Почему? Что стало причиной их прихода? Чем вызван визит незваных гостей, какими мыслями и поступками жителюдей? О чём они думали, если их мысли вызвали появление опасных странников на границах Общины?
Я привык искать истоки событий внутри Общины, а не вне. Подобно тому, как Хищники, возможно, появляются из-за того, что кто-то из жителюдей возненавидел себе подобного, и его ненависть оказалась уловленной, аккумулированной одним из моих учеников, оказавшимся наиболее чувствительным членом Общины.
А когда ненависти становится слишком много, ему приходится превращаться в Хищника.
Опять же: почему обычно спокойные жителюди начинают вдруг ненавидеть друг друга? И почему кто-то из учеников улавливает их ненависть и превращается в Хищника? Неужели и это есть Закон?!
Тогда, получается, Хищник приносит себя в жертву ради того, чтобы остальные члены Общины не перервали друг другу глотки? Ему приходится брать на себя такую тяжесть. Он собирает в себе всё зло, медленно проявляющееся в жителюдях, а затем показывает его им. Но они не узнают своё зло, хотя начинают и бояться его, и бороться с ним.
Странно: вне себя они видят и распознают зло, сражаются с ним, а внутри не видят, не замечают и не борются. Может быть, потому, что в них нет Искры? Или потому, что им трудно отделить своё зло от себя?
Поэтому не всё и не всегда было гладко в Общине и её окрестностях. Хотя и получше, чем в других местах: в Путешествиях по свету я натыкался на непонятные картины, когда одни люди нападали на других со странными предметами в руках, напоминающими лезвия кос; либо бросали друг в друга острые охотничьи дротики или стреляли из луков.
Но у нас охотники никогда не стреляют друг в друга, и не метают дротики! Нет, на празднествах они, конечно, могут разыграть сценку из предстоящей, или когда-то прошедшей охоты. Но тогда одни представляют охотников, а другие – оленей и кабанов. И тогда стреляют стрелами с кожаными наконечниками. И из упавших не течёт кровь!
А здесь все наконечники и орудия были металлическими, и легко входили в тело жертвы. Какое неразумное применение столь тяжело достающемуся металлу!
И они убивали друг друга, как охотники убивают дичь, но не поедали, как следовало ожидать. И это было ещё более странно: если безумие настолько охватило людей, что они вместо плугов и кос изготовляют орудия для убийства себе подобных, то очевидно, что пищи не хватит на всех: к нехватке орудий труда прибавляется нехватка работников; некому и нечем становится пахать землю и убирать урожай.
Но, поскольку пищи не хватает, почему они не поедают убитых? Какая практическая польза заключалась в кровавых схватках? Для чего они убивали? Ради развлечения? Но убитые не могли оценить чьего-то грандиозного замысла, да и израненные победители выглядели не лучшим образом. И зрителей в местах кровавых схваток, признаться, я не замечал.
Или они убивали тех, кому не хватало еды? Но если бы вместо взаимоубийства они тратили силы на производство пищи, её бы всем хватило.
Сколько я ни наблюдал подобные побоища, я решительно не мог понять их смысл, а потому старался не вмешиваться: в конце концов, может быть, то был сознательный Выбор жителюдей той страны. А что я мог знать о чужих обычаях? Ничего.
Но однажды ученики сообщили мне, что к нашей Общине приближается группа точно так же вооружённых людей – с лезвиями кос и длинными дротиками. Они не были ни караванщиками, ни купцами. Но в их мыслях таилась жажда жёлтого металла.
Я вышел им навстречу, когда они продвигались по горной дороге. Впереди конного отряда, на высокой вороной лошади ехал предводитель в сверкающем одеянии. Глаза его и его спутников были пусты. Я привык встречать такие взгляды.
Завидев меня и учеников – со мной пришли все: и большие, и маленькие – всадники остановились.
Я посмотрел в них глубже, и мне стали ясны их помыслы и желания. Да, ментальное восприятие позволяет обозреть реальность по-новому, а реальное делает ментальность особо прозрачной. Поэтому нелепы споры о том, какое важнее.
Их было немного, всадников, десятка три-четыре. Поэтому, наверное, я справился быстро.
Прежде всего я отмёл лежащее сверху желание убивать: у людей не может быть такого желания, оно привнесено снаружи, может быть, от неправильно убитых зверей, или… или от Хищников.
Я ведь не знаю, куда деваются убитые Хищники, вернее, их ментальности. Я могу лишь предполагать, что рассеянная ментальность убитого Хищника не переходит сразу в другого – новому Хищнику просто неоткуда взяться, – а сначала может быть подхвачена одним или несколькими жителюдьми, которые после этого становятся не вполне похожими на жителюдей. Тогда понятна будто беспричинно возникающая у них ненависть.
Ничто ведь не исчезает бесследно, и не появляется ниоткуда, но бесконечно переходит одно в другое.
Не помню, откуда явилась ко мне эта древняя мудрость: от моего ли Учителя, либо я почерпнул её в одном из медитативных путешествий, прикоснувшись к чьему-то Сознанию.
Обрывки знакомой ментальности Хищника лежали на поверхности сознания пришельцев, поэтому удалились легко, обнажив странную смесь, в которой легко различалось и желание жить, и желание жить хорошо, и даже стремление что-то делать, чтобы добиться хорошей жизни.
На такой плодородной почве можно вырастить всё, что угодно, причем легко и быстро. Что я и осуществил. После чего все стоящие позади предводителя принялись озираться вокруг, недоумённо смотреть на сжимаемые в руках предметы и друг на друга.
В их глазах явственно читалась растерянность: что они делают здесь, когда их давно ждут дома?
Несколько сложнее обстояло с предводителем. В самой середине его сознания располагалось желание находиться всегда в центре внимания. Самым трудным оказалось не перемещение желания куда-нибудь на периферию – в нём самом нет ничего нехорошего – а смена подпирающих его возможностей: их обнаружилось неожиданно мало, и совсем удалять их было нельзя, а требовалось изменить. Но в других условиях новые возможности могли появиться довольно легко, и их зародыши я отыскал в нём же самом.
Мы постояли друг перед другом всего несколько минут. Молча.
Потом они развернулись и поскакали обратно, потому что основным желанием у всех стало желание поскорее вернуться домой.
Ну а дома они отыщут себе дело по душе. Таковым могло оказаться любое действие, встреченное первым, если оно очень необходимо в их местности. А уж стать первыми среди равных им ничто не помешает: с их силой, энергией и напором не существовало препятствий, которые могли бы не позволить каждому стать всеми уважаемыми животноводами, земледельцами, камнерезами или ювелирами.
