— Слушайте, — сказал я бармену. — Его зовут Буба?
— Умгум, — сказал бармен.
— Что же это — кличка?
— Откуда мне знать? Буба и Буба. Его все так зовут.
— Пек! — крикнул я.
Все посмотрели на меня. И он тоже медленно повернул голову и поискал глазами, кто зовет. Но на меня он не обратил внимания. Словно вспомнив что-то, он вдруг судорожными движениями принялся отряхивать воду с плаща, а потом, шаркая каблуками, подковылял к стойке и с трудом взобрался на табурет рядом со мной.
— Как обычно, — сказал он бармену. Голос у него был глухой и сдавленный, словно его держали за горло.
— Вас тут дожидаются, — сказал бармен, ставя перед ним стакан спирта и глубокую тарелку, наполненную сахарным песком.
Он медленно повернул голову, посмотрел на меня и спросил:
— Ну? Чего надо?
Веки у него были воспалены и полуопущены, в уголках глаз скопилась слизь. И дышал он через рот, как будто страдал аденоидами.
— Пек Зенай, — тихо произнес я, — курсант Пек Зенай, вернитесь, пожалуйста, с Земли на небо.
Он все так же слепо смотрел на меня. Потом облизнул губы и сказал:
— Сокурсник, что ли?
Мне стало жутко. Он отвернулся, взял стакан, выцедил спирт и, давясь от отвращения, стал есть сахарный песок большой столовой ложкой. Бармен налил ему второй стакан.
— Пек, — сказал я, — ты что же, дружище, не помнишь меня?
Он снова оглядел меня.
— Да нет... Наверное, видел где-то...
— Видел где-то! — сказал я с отчаянием. — Я — Иван Жилин, неужели ты меня совсем забыл?
Его рука со стаканом едва заметно дрогнула, и этим все кончилось.
— Нет, приятель, — сказал он. — Прошу извинить, конечно, но я вас не помню.
— И «Тахмасиб» не помнишь? И Айову Смита не помнишь?
— Изжога меня сегодня изводит, — сообщил он бармену. — Дайте-ка мне содовой, Кон.
Бармен, с любопытством нас слушавший, налил содовой.
— Дрянной сегодня день, — сказал Буба. — Два автомата отказали, представляете, Кон?
Бармен покачал головой и вздохнул.
— Директор лается, — продолжал Буба. — Вызвал меня на ковер и облаял. Уйду я оттуда. Послал я его к чертовой матери, он меня и уволил.
— А вы заявите в профсоюз, — посоветовал бармен.
— Да ну их, — сказал Буба. Он выпил содовую и вытер рот ладонью. На меня он не смотрел.
Я сидел как оплеванный. Я совершенно забыл, зачем мне нужен был Буба. Мне нужен был Буба, а не Пек... То есть Пек мне тоже был нужен, но не этот... Этот не был Пеком, он был каким-то незнакомым и неприятным мне Бубой, и я с ужасом смотрел, как он выцедил второй стакан спирта и снова принялся заталкивать в себя полные ложки сахара. Лицо его покрылось красными пятнами, он давился и слушал, как бармен азартно рассказывает ему про футбол... Мне захотелось крикнуть: Пек, что с тобой случилось, Пек, ты же ненавидел все это!.. Я положил руку ему на плечо и сказал умоляюще:
— Пек, милый, выслушай меня, пожалуйста...
Он отстранился.
— В чем дело, приятель? — Глаза его совсем уже не смотрели. — Я не Пек, меня зовут Буба, понял? Вы меня с кем-то путаете... Никакого Пека здесь нет... Так что тогда «Носороги», Кон?..
И я вспомнил, где я нахожусь, и понял, что Пека здесь действительно больше нет, а есть Буба, агент преступной организации, и это единственная реальность, а Пек Зенай — мираж, доброе воспоминание, и о нем надо скорее забыть, если я намерен работать... Ладно, подумал я, стискивая зубы, пусть будет по-вашему.
— Алё, Буба, — сказал я. — У меня к тебе дело.
Он уже был пьян.
— А я о делах возле стойки не разговариваю, — заявил он. — И вообще я работу кончил. Все. Больше у меня никаких дел нет. Обратись, приятель, в муниципалитет. Там тебе помогут.
— Я к тебе обращаюсь, а не в муниципалитет, — сказал я. — Ты меня будешь слушать?
— А я тебя и так все время слушаю. Здоровье только порчу.
— Дело у меня небольшое, — сказал я. — Мне нужен слег.
Он сильно вздрогнул.
— Ты что, приятель, обалдел, что ли?
— Вы бы все-таки постыдились, — сказал бармен, — при людях-то... Совесть совсем потеряли.
— Заткнись, — сказал я ему.
— Ты потише, — грозно сказал бармен. — В полицию давно не таскали? А то смотри, раз, два — и высылка...
— Плевал я на высылку, — нагло сказал я. — Не суйся в чужие дела...
— Слегач вонючий, — сказал бармен. Он заметно озверел, но говорил негромко. — Слег ему захотелось. Сейчас позову сержанта, он тебе даст слег...
Буба сполз с табуретки и поспешно заковылял к выходу. Я оставил бармена и поспешил следом. Он выскочил под дождь и, забыв поднять капюшон, стал озираться, ища такси. Я догнал его и взял за рукав.
— Ну, что тебе от меня надо? — с тоской сказал он. — Я полицию позову.
— Пек, — сказал я. — Опомнись, Пек, я — Иван Жилин, ты же меня помнишь...
Он все озирался, то и дело вытирая ладонью воду, струившуюся по лицу. Вид у него был жалкий, загнанный, и я, стараясь подавить раздражение, все уверял себя, что это мой Пек, бесценный Пек, незаменимый Пек, добрый, умный, веселый Пек, все пытался вспомнить, какой он был за пультом «Гладиатора», и не мог, потому что невозможно было теперь представить его где-либо, кроме бара, над стаканом спирта.
— Такси! — завизжал он, но машина промчалась мимо, в ней было полно людей.
— Пек, — сказал я, — поедем ко мне. Я тебе все расскажу.
— Отстаньте от меня, — сказал он, стуча зубами. — Я никуда с вами не поеду. Отстань! Я же тебя не трогал, я же тебе ничего не сделал, отстань, ради бога!
— Ну хорошо, — сказал я. — Я от тебя отстану. Но ты мне должен дать слег и дать свой адрес.
— Не знаю я никаких слегов, — застонал он. — Да что ж это за день такой сегодня, господи!..
Припадая на левую ногу, он побрел прочь и вдруг нырнул в подвальчик с красивой скромной вывеской. Я последовал за ним. Мы сели за столик, и нам тотчас принесли горячее мясо и пиво, хотя мы ничего не заказывали. Буба дрожал, мокрое лицо его стало синим. Он с отвращением оттолкнул тарелку и стал глотать пиво, обхватив кружку обеими ладонями. В подвальчике было тихо и пусто, над сверкающим буфетом висела белая доска с золотыми буквами: «У НАС ПЛАТЯТ».
Буба поднял голову от кружки и тоскливо сказал:
— Можно, я уйду, Иван? Не могу... К чему все эти разговоры? Отпусти меня, пожалуйста...
Я взял его за руку.
— Пек, что с тобой творится? Ведь я тебя искал, адреса твоего нигде нет... Я тебя встретил совершенно случайно и ничего не понимаю. Как ты попал в эту историю?.. Может, я могу помочь тебе чем-нибудь? Может быть, мы...
Он вдруг с бешенством вырвал у меня руку.
— Вот палач, — прошипел он. — Гестаповец... Черт меня понес в этот «Оазис»... Дурацкая болтовня, сопли... Нет у меня слега, понял? Есть один, так я тебе его не отдам! Что я потом — как Архимед?.. Есть у тебя совесть? Тогда отпусти меня, не мучай...
