— Знания.
— Отлично. А еще?
— Иногда, — Лурус помедлил, — я пытаюсь думать так, как думают люди, с которыми мне приходится встречаться на миссиях.
— И это помогает?
— Очень.
— Тогда почему вы не попытались поставить себя на место военных? Посмотреть на изменение директивы Совета Безопасности их глазами? Разве это не помогло бы распознать то, что они хотят действовать по собственному усмотрению?
Рыцарь виновато наклонил голову.
— Я скажу вам еще одну избитую до пошлости истину. Настоящий джедай, Лурус, это и воин, и политик, и дипломат. Не уступающий в уме и хитрости нашим сенатским ворнскрам.
Иного названия ушлые политиканы пока не заслужили, считал Мэйс. Управлять ими можно было только их собственными методами. Усыпив их бдительность цитированием Кодекса, выставив себя упертым поборником правосудия и, как будто позволив себя использовать, ты нажимаешь там, где податливо и достигаешь своих целей. Без криков, без боли, без крови рождается новый договор между системами. И снова — мир.
Винду продолжил:
— За мир порой приходится воевать. Все сложнейшие специальные операции — на счету воинов Ордена. Все так и не начавшиеся, подавленные в зародыше войны и восстания — на счету дипломатов Ордена. За нашим идеализмом стоит реальная сила и трезвый расчет. Разве нет?
— Магистр, я не ждал от них такого. Я ожидал чего-то подобного от Фирцини.
— Логично. Мы все ожидали от него подвоха. С тех самых пор, как разведка сообщила о наличии верфей и прототипа нового дредноута. Еще раз говорю, я не обвиняю вас в неудаче переговоров с Фирцини.
Это ляп самого Малью, подумал Мэйс. С ним мы разберемся позже. Не первый раз переговоры идут не так, как планируется. Юный эксперт по экономике лоханулся. Не факт, что не лоханулся бы сам Малью. Нельзя было выпускать Фирцини из виду, нельзя было допускать возможность его сделки с сепаратистами, надо было давно придавить его собственным племянничком, этим Фелисе Стелле. Было бы чем давить. Стелле не унаследовал от дяди хоть немного мозгов. Упустили. Ничего. Из случившегося полагается извлечь урок, и мы это сделаем. И Лурус, и Малью. И я сам.
— Вы ждали от военных прямолинейности и полного подчинения.
— Да, магистр.
— В своем рапорте вы написали, что инициатива неподчинения нашей директиве исходила, скорее всего, от адмирала Цандерса.
— Я так полагаю, магистр.
— Конечно. Он командовал всей операцией, и, естественно, будет покрывать тех, кто ее разрабатывал. А наземную операцию на Лоду-2 проводил некий…
Мэйс оборвал фразу и вопросительно взглянул на Луруса.
— Капитан третьего ранга Анакин Скайуокер, — закончил за него рыцарь.
— Да-да. Что вы можете сказать о нем?
Лурус пожал плечами.
— Ну, военный как военный.
— А как человек?
— Высокомерный. Грубый.
— То есть на вас он произвел отрицательное впечатление?
— Скорее, да.
Мэйс снова замолчал.
— Кстати, а что случилось с вашим лицом? Неужели задело каким-нибудь осколком?
Спокойный, вежливый тон Винду выдал его любопытство и одновременно напомнил, что глава Ордена имеет право знать все. Джедай замялся, и инстинктивно потрогал пластырь на левой щеке.
— Скайуокер был недоволен.
— Чем?
— Тем, что на Лоду-2 погибли его люди.
— И?
— И пришел ко мне выяснять отношения.
— После операции?
— Да. Как я и написал в рапорте, мне пришлось сесть на борт «Мегеры», так как «Магус» уже ушел к Лоду-1. Хотел зарядить аккумуляторы и проверить двигатель. Там, на планете, его чем-то царапнуло во время перестрелки. Капитан Штрим оказал мне содействие. Я связался с адмиралом Цандерсом, но он сначала был занят разговором с Фирцини — так мне сказал адъютант, а потом все уже было решено. Я помедитировал и решил, что больше ничего не смогу сделать. Связался с учителем, доложил обстановку и получил указание отправиться на Корускант. Это же все было в моем рапорте, — Лурус взглянул на Винду с надеждой.
— Это было, — ответил Мэйс с четким ударением на слове «это».
— Тогда я пришел в ангар, и тут ко мне пристал этот Скайуокер. По-моему, ему просто хотелось драки.
— Так это он вас так отделал?
Лурус дернул головой. Ничего не ответил.
— Я полагаю, что вы смогли оказать достойное сопротивление?
— По правде сказать, — рыцарь снова замялся. — Я был не совсем готов. Я пытался ударить его Силой. И ударил. То есть оттолкнул его. Но он смог встать, и… случилось нечто неожиданное.
— Это что же?
— Он тоже использовал Силу. Ту технику, которая называется форс-грип.
На сей раз Мэйс замолчал, но уже не для того, чтобы разбавить диалог нотой тишины. Преодолев удивление, он провел рукой около своей шеи, в характерном жесте.
Лурус кивнул.
— К этому вы тоже оказались не готовы?
— Да.
— А потом?
— А потом он ушел. Забрал мой меч. Меч я вернул. И капитан Штрим посадил Скайуокера под дисциплинарный арест.
— Почему этого не было в рапорте?
— Магистр, я не думал…
— Что это важно? Лурус, для вас встретить форсьюзера с навыками использования Силы, который не имеет никакого отношения к Ордену — обычное дело?
Винду уже не смотрел на молодого джедая. Взгляд его устремился куда-то вдаль, за транспаристил окон башни и ушел за горизонт, словно главе Ордена хотелось заглянуть за другой край Галактики, вывернуть ее наизнанку вместе со всеми звездами и вытряхнуть из полученного кашеообразного универсума всех неучтенных в архивах Храма форсьюзеров.
— Нет, магистр. Я… я очень удивился. Но я решил, что важнее всего — сама операция и переговоры с Фирцини. Я предполагал рассказать об этом учителю, когда он вернется, но…
Оправдательная тирада вызвала у Мэйса раздражение, и он оборвал рыцаря.
— Вы свободны, Лурус. Идите. И помедитируйте на тему того, о чем мы с вами говорили.
* * *
Прошло трое суток. О том, что это время прошло незаметно, говорить не приходилось. Время скрипело электронными цифрами на хронометре. Иногда оно совсем останавливалось, иногда ходило вокруг кругами, усиливая и так прекрасно ощутимое в воздухе электрическое напряжение.
В первый день он затребовал себе чистую одежду из каюты. Не стал стучаться в дверь и звать охранников. Просто дождался, когда ему принесут ужин и приказал. Принесли.
Перебрав в уме возможные последствия операции на Локримии, он решил поставить на этом точку и подождать каких-нибудь новостей.
Все равно, делать было попросту нечего. Лежать, спать, ждать еды. Отжиматься от пола в качестве развлечения.