— Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное… Так ведь не я, вы странные! Спроси вон у этих! — Лина кивнула за окно. — Думаешь, им очень весело? От скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтобы подольше не взрослеть. Ведь взрослеть — значит задумываться, взваливать на себя заботу и ответственность. А заботиться о ком-либо мы уже давно разучились.
— Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
— Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился сегодня вылезти из готовой тронуться “Пчелки”, чтоб только пожать мне руку. Он тоже считает меня ничьей. А ничья — все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце, пронзенное стрелой, с кровавой надписью: “Джеральд + Лина =!!!”
— Так! — смущенно и дружно гаркнули игроки.
— То-то же. — Лина бодро улыбнулась. — Ну-ка марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?), Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль стен от пола до потолка.
— Проведем наше совещание на высшем уровне, — прокомментировал событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая тень заслонила половину лаборатории.
— Выше некуда, — проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в воздухе над пультом “Резвой Мани”.
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
— Вот вам, мальчики, изящная проблемка. — Лина завела руку за спину. Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эринией. Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. — Поломайте ваши умные головы!
— Видали мы такие проблемки! — лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эриния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла. Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
— Раньше за черную магию сжигали на кострах! — пробормотал Эдик, трижды подув над левым плечом.
— И сейчас еще не поздно, — раздумчиво заметил Ростик, то бишь Ростислав Сергеевич. — Говорят, сильно успокаивает нервную систему.
— Не торопитесь с выводами, нестандартщики. Сначала оцените мой дар.
— Зачем он нам? — Маргарита обиженно поджала тонкие губы. Столько внимания одной неспокойной девчонке. За что?
— Риточка! Не спорь с укротительницей диких марсианских хищников, — посоветовал Эдик. — Ужо напустит на тебя порчу, будешь знать!
Все засмеялись: Лина не делала секрета из своих “тревожных” гипотез. Маргарита всполохнулась, набрала в грудь воздуху и с фальшивым цирковым пафосом завопила:
— Выступает всемирно знаменитая Липа-балерина группой дрессированных эриний.
— С группой? — Гуннар спрыгнул на пол, невидяще уставился в Линкины глаза. — Действительно, ребята. Как они ведут себя в группе?
— Мальчики, да в вас, кажется, просыпается любознательность? Я слышу вопросы…
Секунду в лаборатории стояла тишина. Смотрели почему-то не на Линку, смотрели на Ростика.
— Поздно уже. Рабочий день давно кончился. Энергию могут отключить! — слабо отбивался шеф. Уверенности не было в Роськином голосе.
— Мы мигом, Ростислав Сергеевич.
— В полчаса управимся.
— Разрешите, шеф.
— Ладно, — уступил Ростик. — И не говорите потом, что я зажимаю чужие идеи.
Лаборатория вмиг опустела. Психологи неслись по гулким коридорам, хлопали дверьми. Гуннар, чтобы не обегать здание, сиганул в окно. Через десять минут пол был уставлен эриниями в горшках, в бокалах, в пластиковых сетках на треногах, а одна торчала из незапаянной химической реторты. Багровые блики задрожали на полировке столов и в “маниных” экранах.
— Придется вас немного пощекотать. — Ростик сдвинул столешницу, обнажил выносной пульт. — Магнитные искатели по вас плачут. Рентгеновская пушка по вас плачет. И пси-рецепторы тоже.
— А правда, что в третьем стационаре на Марсе эринии подкараулили Голдуэна? — спросил Янис. — Подкараулили и уморили.
— Досужие выдумки стажеров, — возразил Эдик., пробуждая блок за блоком могучую “манину” память. — У него отказала маска. Он задохнулся, его занесло песком. Вокруг холмика за несколько часов выросли тысячи красных цветов… По цветам его и нашли: эринии валялись безутешные.
— Погибли? — поинтересовалась Маргарита.
— Вроде нет. Когда Голдуэна откопали, пришли: в себя.
Снесенные в помещение растения — низкие и высокие, пушистые и не очень — вслушивались, жалобно трепетали листьями. И вдруг разом понурили голову склонились в умоляющих позах.
— Они что, на голос реагируют? — удивился Ростик. — Это надобно проверить. Накройте-ка вон ту, крайнюю, вакуумным колпаком!
Лина пошла меж цветов, стараясь обнять их все слегка расставленными руками. Вслед этому движению эринии поднимали головы, тянулись уткнуться в ее ладони. Даже та, под колпаком.
— Видите, они хотят нам что-то сказать… — девушка стиснула руки. — А вы их — пушкой!
— Я говорил, дрессированные! — выдохнул Эдик.
— Погоди, — отмахнулся Гуннар. — Мы же столько лет его искали…
— Кого?
— Пси-индикатор. Нутром чую, братцы: он, бродяга! Теперь мы любую эмоцию препарируем, так, шеф?
— По меньшей мере, имеем пример откровенной динамической реакции на настроение. Другими словами, функция пси…
— Вот вы уже и разобрались. — Лина грустно отступила к окну. — Новая “пси”, новая “кси” — вам теперь надолго хватит. А если иссякнете… Кеша!
Нетопырь вздрогнул, расправил кожистые крылышки и спланировал Лине на голову.
— Ну, прическу мог бы и не портить! — Девушка одной рукой сняла нетопыря, другой поправила прическу.
— Когда ты успела его приручить? — попытался выяснить Ростик.
— Самый легкий вопрос для начальника сектора. Не бери в голову пустяков, заинька. Вот тебе объект исследования!
Девушка размахнулась и вышвырнула Кешку за окно.
Все эринии, кроме одной, из них лаборатории, побелели и рухнули в красноватую пыль марсианского грунта.
— Чего они? — Гуннар сломался пополам, чуть не воткнулся носом в цветочные горшки.
— Им не доложили, что Кешка умеет летать… Это, кажется, сказал Янис, Ралль не был уверен.
Опять подкатила боль, он поморщился, потер грудь. Сейчас произойдет что-то страшное. Он ждал, стиснув зубы. И все равно не заметил, когда это началось.
