– Я вел его всю дорогу, – Мэтт повернулся к Кире и Томасу. – Но потом он сказал, что хочет, того, побыть один. Я говорю: можешь взять Прута, но он все равно хотел один. И дал мне лоскут для первого подарка. Видала?
Мэтт потянул мужчину за рубаху и показал Кире, где оторвал кусок от подола.
– Мне жаль, что ваша рубаха теперь испорчена, – вежливо сказала Кира мужчине. В его присутствии она чувствовала себя неловко и неуверенно.
– У меня есть еще, – сказал мужчина с улыбкой. – Он так хотел показать тебе подарок. А я хотел найти дорогу сам. Я бывал здесь раньше, но это было очень давно.
– А еще глянь-ка! – Мэтт подскочил к мешку, лежавшему на полу у кресла, и развязал его.
– Водички бы, – сказал он, осторожно вынимая несколько подвядших растений. – Эти, кажись, в порядке. Сейчас напоим, и они воспрянут. Кстати, знаешь чего? – он повернулся к слепому и подергал его за рукав.
– Что? – мужчине он явно нравился.
– У нее вода есть прямо тут! Ты-то думал, надо будет цветы тащить к реке! А тут, прямо за дверью, у нее вода вовсю плещет!
Он прыгнул к двери и открыл ее.
– Тогда возьми растения, Мэтт, и дай им напиться, – предложил мужчина.
Он повернулся к Кире, и она поняла, что он хоть и не видит, но чувствует, где она находится.
– Мы принесли тебе вайду, – объяснил он. – Это растение, из которого мой народ делает синий краситель.
– Какая у вас красивая рубашка, – проговорила Кира.
– Мэтт сказал, что ее оттенок такой же, как у летнего неба перед восходом, – сказал он.
Кира согласилась.
– Да, – сказала она, – точно.
– Наверное, это цвет как у цветов вьюна, – проговорил мужчина.
– Да, верно! Но как?..
– Я не всегда был слепым. Кое-что я еще помню.
Они услышали звук льющейся воды.
– Мэтт, не залей их! – крикнул мужчина. – А то очень уж далеко за ними идти!
Он повернулся к Кире.
– Я с удовольствием принесу еще, конечно. Но, думаю, тебе нет в этом нужды.
– Пожалуйста, – сказала Кира, – садитесь. Сейчас пошлем за едой. Все равно уже пора поесть.
Хотя она была смущена и сбита с толку, она пыталась не забывать об элементарной вежливости. Этот человек принес ей дорогой подарок. Зачем он это сделал, она не могла понять. Не могла она представить и того, как трудно ему было пройти такой долгий путь, ничего не видя и имея в качестве поводырей неуловимого мальчика и собаку со сломанным хвостом.
А последний отрезок пути, когда Мэтт убежал вперед, он вообще прошел один. Как ему это удалось?
– Я позову служителей, – сказал Томас.
Мужчина насторожился.
– Кто это? – спросил он, услышав голос молчавшего до этого Томаса.
– Я живу здесь, на этаже, – объяснил Томас. – Я вырезал жезл Певца, а Кира занималась его мантией. Наверное, вы ничего не знаете про Собрание, оно только что закончилось, и это очень важ…
– Я знаю, что это, – прервал его мужчина. – Я все про него знаю. Пожалуйста, не надо просить еду, – добавил он твердо. – Никто не должен знать, что я здесь.
– Еду? – спросил Мэтт, появляясь из ванной.
– Я попрошу, чтобы еду принесли в мою комнату, так что никто ничего не узнает, – предложил Томас. – И мы все поедим. Еды всегда больше чем достаточно.
И Томас вышел, чтобы позвать служителей. Вечно голодный Мэтт побежал за ним.
Теперь Кира осталась наедине с чужаком в синей рубахе. По его позе она поняла, что он очень устал. Она села напротив него на краю кровати и стала думать о том, что же ему сказать, что спросить.
– Мэтт хороший мальчик, – проговорила она, помолчав. – Но он так разволновался, что забыл одну важную вещь. Он нас не познакомил. Меня зовут Кира.
Слепой кивнул:
– Я знаю. Он все мне о тебе рассказал.
– Но он не сказал мне, кто вы.
Мужчина уставился своими невидящими глазами в пространство, куда-то за тем местом, где сидела Кира. Он открыл было рот, но запнулся и замолчал.
– Темнеет, – сказал он наконец. – Я чувствую, как меняется освещение.
– Да.
– Так я и дошел сюда один, когда Мэтт оставил меня на окраине поселка. Мы хотели дождаться темноты и прийти ночью, в темноте. Но вокруг никого не было, поэтому мы смогли зайти в поселок днем. Мэтт понял, что сегодня день Собрания.
– Да, – проговорила Кира, – все началось рано утром.
«Он не хочет отвечать на мой вопрос», – подумала она.
– Я помню эти Собрания. И помню дорогу. Деревья, конечно, с тех пор выросли. Но я чувствовал тень от них. Я понимал, что иду посередине дороги, по тому, как падал свет.
Он улыбнулся:
– Я почувствовал запах от лавки мясника.
Кира кивнула и усмехнулась.
– А когда я проходил ткацкий цех, я почувствовал запах сложенных там тканей и даже запах деревянных станков. Если бы женщины там работали, я бы узнал его по звукам.
Глухо цокая языком, он изобразил однообразный стук челнока.
– Так что я добрался сюда в одиночку. А потом Мэтт встретил меня и привел в твою комнату.
Кира ждала. Затем спросила:
– Зачем?
Он дотронулся до своего лица. Провел ладонью по шрамам. Спустился по изуродованной щеке и провел вдоль шеи. Наконец, добрался до рубашки и вытащил из-под нее кожаный шнурок. Она увидела, что на нем висит отполированный камешек, точно такой же, как у нее.
– Кира, – сказал он, хотя говорить было уже не обязательно, она и сама все поняла. – Меня зовут Кристофер. Я твой отец.
Она пристально смотрела на него. Оказывается, невидящие глаза тоже умеют плакать.
Кристофер отправился спать в потайное место, в которое его отвел Мэтт. Но прежде чем уйти, он рассказал ей свою историю.
– Нет, это были не твари, – сказал он в ответ на ее вопрос. – Это были люди. Тварей здесь нет, – его голос был таким же уверенным, как у Аннабеллы. «Тварюг нету».
– Но… – хотела было перебить отца Кира, чтобы пересказать ему, что говорил ей Джемисон: «Я видел, как твоего отца забрали твари». Но промолчала и стала слушать дальше.
– Ну конечно, в лесу есть дикие животные. Мы охотились на них. И до сих пор охотимся. Олени, белки, зайцы, – вздохнул он. – В тот день была большая охота. Мужчины собрались, чтобы разобрать оружие. У меня было копье и мешок с едой. Катрина приготовила еду для меня. Она всегда так делала.
– Да, я знаю, – прошептала Кира.
Он как будто не расслышал ее. Он словно вглядывался в прошлое своими невидящими глазами.
– Она ждала ребенка, – сказал он с улыбкой. Он сделал округлый жест рукой перед животом. Словно во сне, Кира почувствовала, будто она, крошечная, находится внутри этой кривой, описанной его ладонью, внутри воспоминания о ее матери.
