И вот теперь здесь сидит Майк и, зябко обхватив плечи руками, раскачивается взад-вперед, монотонно повторяя:
— Вы не понимаете, вы совсем не понимаете!
Четверо ребят растерянно смотрят на него. Пять минут назад они вызвали Майка — но едва он появился, как тут же начал, путая живые и мертвые слова, умолять отпустить его назад. Несколько раз он пытался спрыгнуть в дыру, и каждый раз девочки удерживали его, пока Гоша не применил бойцовый захват и не отволок Майка подальше от выхода в Заграничье.
Вот тогда-то Майк сел на стул и начал, раскачиваясь, повторять:
— Вы не понимаете, вы совсем не понимаете!
Ребята стоят в растерянности. «Что же случилось? — думает Марина. — Что его так напугало? И если это что-то — в том мире, то почему он так рвется туда?»
Марина подходит к Майку и обнимает его за плечи, как папа когда-то обнимал ее, чтобы успокоить. Обнимал когда-то очень давно, когда он еще не работал ночами, не давал непрошеных советов, а только рассказывал на ночь сказки про дружбу, которую нельзя предать.
Запах Майка — терпкий, чуть затхлый, немного резкий. Это запах страха, а может быть — запах смерти. Марина не знает — она обнимает Майка за плечи и говорит:
— Успокойся, успокойся. Скажи мне, что случилось?
Марина гладит его по мокрым волосам и думает, что, наверное, со стороны это должно быть похоже на любовную сцену в кино. Эта мысль почему-то приятна Марине, и она еще раз повторяет:
— Ну, не волнуйся. Скажи мне, что случилось?
Майк поднимает огромные голубые глаза, в которых застыли слезы, еще раз всхлипывает, сглатывает и с трудом начинает говорить — сбивчиво, судорожно, то и дело путая живые и мертвые слова.
— Отстой, полный отстой. Я вляпался, да? Это так называется? Вы дали мне флоппи, а я облажался. У фатера в кабинете старый писюк, я и полез туда. Только вставил — упс, автономный режим, только копи-бар по экрану. Я пытаюсь вынуть — ни фига, заблокировано. Я — в полном дауне, чего делать — не знаю, и тут — дверь нараспашку, превед, медвед, отец пришел.
Марина слушает Майка, гладит его по голове, обнимает за плечи — и вдруг сквозь все эти всхлипы, бессвязное бормотание, сбивчивые слова проступает картинка, словно на экране старого телевизора, когда медленно разогревается кинескоп. Марина видит небольшую комнату, множество незнакомых предметов, какие-то из них, очевидно, компутеры, но совсем другие, не похожие на те, что у них в школе. Около стола — Майк, такой же перепуганный, но безмолвный. Посреди комнаты — высокий человек, Марина не может разглядеть его лица.
— Флоппи-диск копируем? — спрашивает мужчина. — Откуда антик?
Он подходит к компутеру и легко вынимает диск из щели, подносит к лицу, втягивает ноздрями воздух.
— Мне кажется, мой мальчик стал частенько наведываться за Границу, не так ли? Наверное, у него там завелись друзья, может быть, даже подружки, верно?
Майк молчит, и тогда мужчина подходит к нему и двумя пальцами берет за подбородок. Лицо совсем близко: Майк мог бы почувствовать его дыхание, если бы не замер, не в силах даже вдохнуть.
— Мне кажется, тебе лучше ответить самому, — говорит мужчина, — мне бы не хотелось поступать с тобой так, как я поступаю с людьми, которые не отвечают на вопросы.
Майк начинает тихо поскуливать, обвисая в руках отца. Брезгливым жестом мужчина роняет мальчика в кресло.
— Я помогу тебе, — говорит он, — я буду задавать очень простые вопросы, можешь только кивать. Итак, ты меня понял?
Майк неподвижен, и тут мужчина кричит, громко и страшно:
— Ты меня понял? — И Майк медленно кивает.
— Вот и хорошо, — говорит мужчина, а потом один за другим задает вопросы, и каждый раз Майк слабо дергает головой:
— Ты встречаешься с живыми? Это дети? Где это происходит? В городе? В заброшенном доме? Сколько их — четверо? Двое на двое? Прекрасно, просто чудесно, — и тут мужчина улыбается, и от этой улыбки Марину пробивает холодный пот. Она вцепляется в плечи Майка и дрогнувшим голосом говорит «не волнуйся, не волнуйся», словно несколько минут назад, но на этот раз, кажется, говорит себе самой.
— Я не должен сюда больше приходить, — всхлипывает Майк, — вы драйвовые чуваки, и мне клево с вами, но если он сказал «прекрасно, просто чудесно», то мне лучше больше никогда вас не видеть. Я не знаю, может, он даже сейчас у меня на хвосте. Может, он через минуту будет здесь.
— Не дрейфь, — говорит Гоша, — мы-то твоего отца не боимся: как придет — так и уйдет. В конце концов, здесь мы на своей территории.
Майк смеется — громким, отрывистым смехом. Марина отскакивает, смотрит на него испуганно.
— Я просто не объяснил вам, кто такой мой отец. Ему все равно — живые, мертвые. Он всюду на своей территории. Слышали про «черные отряды», да? Ну так отец у них — глава тринадцатого отдела, по работе с военнопленными. Он хотел, чтобы я прошел там стажировку — я продержался неделю. Я видел, как человек за несколько дней превращается в фульчи — как начинает заживо гнить плоть, отслаиваться кожа, выпадать глаза. Я слышал, как человек умоляет сделать с ним что угодно, как сам клянется сделать что угодно, что прикажут. Я видел, как матери приносят ее ребенка, и как она… — голос Майка прервался, не разберешь — от всхлипа или от смеха, — я много видел, а еще больше мне рассказывали. И вы еще спрашиваете, почему я боюсь? Почему я хочу навсегда закрыть сюда дверь? Почему прошу вас больше не приходить?
Все молчат. Марина видит: Ника прижалась к Гоше, а тот даже не замечает этого. Марину колотит дрожь, но тут раздается спокойный голос Левы:
— Хороший рассказ, Майк, но это всего лишь рассказ. Я столько книжек прочел в своей жизни, что меня не напугать еще одной историей — пусть даже такой, как твоя. Давай сюда наш диск и возвращайся. Ты еще обещал нам чудо-движок, но это уж ладно.
Майк вытирает слезы и протягивает диск Леве.
— Вы считаете меня трусом, да? — говорит он. — Но я же не за себя боюсь, за вас. Я же — только приманка. Ему зачем-то нужны два мальчика и две девочки — и я готов никогда вас больше не видеть, только чтобы этими четырьмя оказались какие-нибудь другие дети. Разве это трусость? — спрашивает Майк и обводит всех голубыми, наполненными слезами глазами.
— Нет, — говорит Марина, — это не трусость. Ты смелый парень, просто тебе сильно не повезло с отцом.
«А мне — повезло?» — думает она.
— Спасибо, — говорит Майк и делает легкое, почти невидимое глазом движение в сторону Марины, потом замирает на секунду, встает и медленно идет к зияющей посреди комнаты дыре.
