— Вы не верите мне? — вскипел француз. — У меня семья… Моя страна… Ничего не осталось.
— Но ведь это настолько дико, — сказал Натан Ли. — Как может болезнь убить всех до одного?
Моника прервала его:
— Убивает не болезнь. Люди забывают самих себя. Это состояние умиротворения, а не смерть. Люди погибают оттого, что перестают помнить, что нужно питаться, или оттого, что выходят на холод раздетыми. Падают с мостов и тонут в реках. Забредают в море…
Их рассказ делался все более неправдоподобным.
— А где же врачи? Где агентства помощи при стихийных бедствиях?
— Они пытались ее оказать, — мрачно ответила Моника. — Но пали жертвой так называемой болезни докторов. Врачи пришли на помощь лишь для того, чтобы очень быстро найти свою смерть. Спасательные отряды вскорости тоже перестали высылать своих бойцов, потому что те сразу же заражались. Затем прекратили сбрасывать продукты с воздуха: решили, что еда только продлит мучения. Моя мать… — Она умолкла.
«Доченька».
Ее лицо словно высветилось в памяти Натана Ли. На мгновение он представил Грейс частью дикой фантазии французов. И тут же отбросил эту мысль, что оказалось очень просто. В своем сознании он не мог допустить такое. Грейс поддерживала и защищала его, пока он шел через ад. И он убережет ее.
По щеке Моники скользнула слезинка. Мужчина накрыл ее ладонь своей.
— Наши любимые избавились от страданий, — сказал он. — Они очистились и вошли в поток.
Натан Ли слушал эту чушь, и внутри него словно что-то переключилось. Он почувствовал гнев. Да, они накормили его, но он вовсе не обязан принимать все сказанное ими на веру. Их обманули, а вся эта история — попытка реализовать себя. Они отправились в паломничество, чтобы убить свое «я» и переродиться, и в их глазах вместе с ними сейчас изменяется весь мир.
— Значит, сюда идет чума? — подвел итог Натан Ли.
— С юга. Никто не ведает, когда она нагрянет. Через несколько недель. Или месяцев.
— Но почему люди ведут себя так, будто ничего не происходит? Им не рассказали?
— Они всё знают. Это было предсказано. Им просто некуда деваться.
С улицы несся звон храмовых колоколов. Прогрохотала тележка. Натан Ли с жадностью доел рис. От сытости и кофеина в голове прояснилось. И родился план.
— А вы как? — спросил он.
Моника уже взяла себя в руки.
— Великий Будда учит нас иметь ясный, чистый ум. Наше место здесь, — сказала она. — Этот век закончился. Народится более совершенная раса. Боги и богини вновь поселятся на горных вершинах. Колесо жизни делает оборот.
Натан Ли поблагодарил их за еду. И пожелал всего хорошего.
— Намасте, — ответила ему Моника. — Склоняюсь перед божественным в тебе.
Выйдя из ресторана, Натан Ли оседлал велосипед француза и уехал. Радостный стон слетел с его губ. Он свободен и едет к дочке.
7
ЛАБОРАТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ КОСТЕЙ
Лос-Аламос.
Ноябрь, неделю спустя
Элис нашла Миранду в одиночестве среди костей: девушка напевала. Мир разваливается на части. Границы закрыты. Чума надвигается. А она поет себе. Элис Голдинг задержалась на пороге и прислушалась: что-то похожее на балладу, то ли старинная, то ли из новых. Миранда исполняет серенаду собранию черепов, бедренных костей и ребер.
У Голдинг больно сжалось сердце. С одной стороны, девушке явно не место здесь, среди атрибутов смерти, но поет она так радостно. И столь многое зависит именно от ее присутствия тут. Миранда наконец решила отрастить волосы. Светло-рыжие пряди были с трудом различимы на фоне красновато-коричневых костей.
— Тук-тук, — сказала Голдинг.
Миранда подняла голову.
— Элис?
Улыбка осветила ее лицо — искренняя, без тени притворства или какой-либо задней мысли.
Голдинг не удалось припомнить, когда в последний раз ей были так рады. Они обнялись, и Миранда чуть дольше, на одну лишнюю секунду, прильнула к Элис.
— Помешала?
— Я как раз пытаюсь собрать этих ребят по кусочкам. Проходите. Можете помочь, если есть желание.
Голдинг прогулялась вдоль столов — на каждой косточке имелась бирка со штрих-кодом. Одни лежали небольшими кучками на пластиковых или алюминиевых подносах. Другие были частично соединены: ребра с позвоночником, нижние челюсти с черепами. Там рука почти в комплекте, здесь только ноготь пальца руки. Несколько скелетов почти в полном сборе от головы до пят вытянулись в длинную шеренгу. На стенах висели ножовки и даже мясницкий нож.
— Я тебя замучилась искать, — сказала Голдинг. — Пока шеф охраны вашего корпуса не подсказал.
— Капитан Иноут?
— Пожилой такой дядечка. Индеец. Сказал, никому за тобой не поспеть.
— Капитан переживает за меня, — рассмеялась Миранда. — Прямо как вы. Зачем пожаловали?
— С тобой увидеться.
Миранда любезно приняла лесть, а затем пояснила:
— Я имею в виду Лос-Аламос, вы ведь уже были здесь неделю назад.
— Я приехала повидаться с тобой, — сказала Голдинг с серьезным видом.
Миранда опустила глаза, и, видя ее радость, Голдинг почувствовала себя счастливой и любимой; в то же время ей было грустно. Эта красивая молодая женщина так много значила для стольких людей. Их притягивали не только таланты Миранды. Они верили в нее. А та ничего не замечала — в этом была она вся. У такой непременно должны быть любовники, однако Голдинг была твердо уверена: еще не было ни одного. У Миранды наверняка есть подружки, партнеры по утренним пробежкам и книжным клубам. Она должна участвовать в групповых вылазках на фестивали в Санта-Фе, разбивать сердца юношам и вести сокровенные беседы за обедом. Должно быть все это. Но она одинока. Не считая отца, единственный, кто заменял Миранде семью, — хрупкая пожилая леди, появляющаяся в ее жизни раз в год по обещанию.
— Все хорошо? — спросила Миранда.
Все было нехорошо. Мало-помалу они дойдут в разговоре и до этого.
— Бога ради, чем ты тут занимаешься? — спросила Голдинг. — Капитан сказал, в последнее время ты отсюда не вылезаешь.
— Есть идея, — призналась Миранда.
— С удовольствием выслушаю.
— Отлично. Только подождите минуточку, ладно? — Она убрала прядь волос за ухо. — Я как раз заканчиваю.
— Не торопись. Я ничего тут трогать не буду.
— Ой, да кости безопасны, — сказал Миранда.
Голдинг походила немного между столами. Приглядевшись к костям, она стала замечать повреждения. Травма не была ее специализацией, но хорошо различимые отметины и переломы говорили сами за себя. Некоторые из этих людей прожили жизни, полные жестокости и насилия. На тех местах, где срослись переломы и трещины, образовалась костная мозоль. Ранения же, не подвергавшиеся лечению, сразу бросались в глаза. Элис обвела взглядом просторное помещение. Смерть этих людей на Голгофе была ужасной.
