Настала очередь питерского президента беспокоиться. Он засуетился выпученными глазками:
— Какие ещё войска? Решили попугать здесь? — но на ухо ему зашептали приближённые что-то не совсем бравурное. — Хм, и что это за секреты такие? — недовольство его переметнулось уже на своё окружение.
В возникшей паузе стали слышны крики и грохот откуда-то сверху. На трибунах по-прежнему что-то происходило.
— У нас к вам предложение, товарищ президент, — Проскурин был деловым, но в то же время немного ёрничал, — вы своим силами ограждаете наших болельщиков, сопровождаете их на вокзал. Нам тоже заодно даёте прикрытие. За это вы не получаете международного скандала. Ведь он вам сейчас так некстати, — в конце Валентин Анатольевич совсем распоясался, улыбаясь, намекнул на шаткое положение Миллера.
Тот раздражённо махнул:
— Будь по-вашему! — развернулся и вышел вместе со своей свитой.
Чуть позже наверху установилась тишина и прибыла группа сопровождения. «Московия» в полном составе, дополняясь Лерой, вышла на улицу в флайбусу. А там бесновалось людское море. Лера в испуге прижалась к Боброву. Неслись различной кровожадности лозунги, толпа требовала жертв.
— А где же наши? — спросил Юра у одного из охранников.
— Вывезли вертолётом, — Был ему ответ.
Флайбус был защищён военными мобилями и людьми с оружием. Периодически толпа поджимала, и тогда раздавались выстрелы в воздух. Ребята прошмыгнули в бус, и тот, взмыв над толпой, пулей устремился на вокзал по расчищенному коридору. Но лишь когда обтекаемая колбаса «Энерджи» разогналась до мельтешения за окном, все вздохнули с облегчением.
— Ганжа будет доволен, — мурлыкнула Лера, устраиваясь подремать у Юры на плече. Он хотел возмутиться, как всегда, когда проскальзывали намёки на эти их «непонятные дела». Но она уже сладко сопела, улыбаясь во сне.
А Ганжа действительно был доволен. По приезду команду распустили вновь на два дня выходных, Юра с Лерой поехали домой — они были порядком измотаны. Возле подъезда их ждал, как всегда неопрятный и бурлящий, Сергей.
— Здорово, братцы! — он, радостный, их обнял.
— Это ты, надеюсь, рад, что мы живы и здоровы, а не своим каким-то тёмным мыслям? — Бобров всегда настороженно относился к проявлениям чувств Ганжи.
— А и то, и другое! Вы и молодцы, и всё-таки волнительно было. Особенно за Лерку, — он улыбался.
— Мальчики, пойдёмте уже домой, очень хочется в душ и чего-нибудь горячего, — взмолилась Лера, стоя на пронизывающем ветру.
Через час, когда Лера и Юра, распаренные, сидели в мягкой домашней одежде в гравитационных креслах, а Ганжа услужливо наливал им чай, состоялся уже более предметный разговор.
— Погоди, Серж, скажи сначала — дисквалификация будет мне и ребятам? — Боброва волновали «футбольные дела». По регламенту удаление за бойню далеко не всегда сопровождалось дисквалификацией — считалось, что команда-зачинщик получала по заслугам уже в матче.
— Да не будет вам ничего, скорее всего, — раздражённо нахмурив лысину, отмахнулся Ганжа. — А вот в «спбшной» республике, похоже, много чего будет. Поломали мы им сюжетец при вашем непосредственном участии. Они со своим взломом, переносом матча, тактикой этой гнусной себе же яму и вырыли.
— Притормози опять, я слышу звон только, не понимая до конца, о чём речь. Хочешь сказать, что внесли изменения какие-то в глобальную программу, да маленько не рассчитали?
Ганжа погоготал:
— Лер, ты положительно на него влияешь, а я-то думал, что совсем у него отшибло всё этим мячом.
— Да куда уж мне до тебя, гения с большим животом, — надулся Бобров, намекая на увеличивающиеся последние года жировые запасы Ганжи.
— Это мои вложения на будущее. Кстати, почему для гостей вы не держите пивка?
— А у нас из гостей только ты и бываешь. Мог бы и сам с собой приносить.
— Ладно, я не привередливый, согласный и на чай с печеньками. В общем, да, ты примерно прав — судя по реакции и по тому, как всё закончилось, вклинились мы знатно и первый шажочек совершили. Спустя почти десять лет. Другое дело, что далее потруднее придётся. Там, наверху, заёрзают — как так, работало, работало, вдруг сбой дало. Начнут копать. Следы-то мы, конечно, заметём, только вот результаты «Московии» налицо. Так что возьмутся за нас скоро — надо покумекать, может, нужно сменить тактику, а то не доковыляем мы до матча года.
— Чего-то вот сейчас не чувствую никакого удовлетворения от победы. Охота всё же к родителям и отдохнуть там. Да, Лерусь? — Юра опусти голову на колени Лере.
— Отдохнём, Юрч, обязательно. Сделаем дело и отдохнём.
— И ты туда же, — недовольно проворчал Бобров, но тут же чуть ли не заурчал, как кот, потому что Лера запустила свои тонкие пальцы в его шевелюру.
Ночевать, как водится, Ганжа остался у них и с утра, традиционно, разбудил ребят своим гнусным пением. Запах жареных яиц раздавался с кухни всё настойчивей.
— Опять он за своё, — потягиваясь, сонно пробубнил Юра.
— Бобрик, давай, вставай. Я пойду, позанимаюсь немножко, а потом поедем всем вместе на «Темп». Посмотришь, как мы там работаем.
Лера выскользнула из кровати, попутно одеваясь во что-то невесомое. Она держала своё тело в тонусе регулярными тренировками. Бобров также в свободные от футбола и «Московии» дни не лежал тюленем на диване: с утра обязательно разминка, гимнастика и небольшие отжимания.
Ганжа, заглянув в комнаты, где шла активная физкультура, осклабился:
— Спортивная семейка, вы жрать-то будете?
— Да погоди ты маленько, дай проснуться-то! — Бобров был не очень-то благодарен за приглашение к завтраку.
За вкусной яичницей (Ганжа зажарил им ещё одну) Юре поведали, что его наконец решили посвятить в тонкости и секреты их работы. Средоточие всех вожжей и мозгов «Возрождения» было в центре столицы. Лет двадцать пять назад здесь ещё было здание бывшего Московского Радиозавода. Хотя уже в те годы никакого производства там, конечно, не было. Помещения активно сдавались и арендовались. Но к середине двадцатых годов на лакомый кусок земли (до Кремля рукой подать) выискалось много претендентов, и завод снесли под корень, намереваясь соорудить очередной бизнес-парк, затем перекупил какой-то чинуша себе под особняк, но не заладилось и у него. В общем, остался это участок нетронутым. Более того, неизвестные засадили территорию за забором деревьями, и теперь там шелестела молодая берёзовая рощица.
Ахметдинов запустил туда свои щупальца в конце двадцатых. Подвальные помещения Радиозавода разрушены не были и находились во вполне сносном состоянии. За год их приспособили к новым нуждам, и с тех пор Ганжа с товарищами орудовали именно там.
