Геннадий Марченко - Музыкант (дилогия)

– За что хоть тебя так, сынок?

– Да к девчонке какой-то приставали, я и заступился.

Мама покачала головой, но по ее глазам было видно, что в глубине души она гордится своим отпрыском.

В училище мне было строго-настрого запрещено идти, мама прописала мне постельный режим, пообещав у знакомой заместителя главврача поликлиники взять справку для предъявления по месту учебы. Тренеру в спортшколе достаточно было и на словах во всем признаться, я заранее позвонил Пеле, сказал, чтобы оповестил Ильича о моей проблеме. Так что несколько дней мне предстояло провести дома, не зная, чем себя занять. Оставалось либо читать книги, либо бренчать на гитаре, поскольку появиться в таком виде на улице я бы не рискнул.

А через день в нашу каморку постучался Никодим.

– Здравствуй, Алевтина, можно твоего Егорку на пару минут?

Воровской авторитет увлек меня в свою комнату, и там вручил две помятых 25-рублевки.

– Держи, это твои деньги, – ответил он на мой немой вопрос. – С Котлом и его подельниками мы вопрос решили… Они тебя больше не побеспокоят. Никто, кстати, за ними не стоял, Котел где-то пронюхал про твои доходы и подбил своих кентов устроить развод, взять тебя на понта. Но теперь они даже твое имя забудут.

– Спасибо, не знаю даже, как…

– Не кипешись, молодой, все нормально. Мне твои песни душу лечат, так что мы с тобой в расчете.

Я не знал, что Никодим в одиночку – а скорее всего со своими корешами – сделал с этими отморозками. Да хоть пришил, мне-то что? Хотя вряд ли, сказал же, что имя мое забудут, а покойники его и так бы забыли. Главное, что отныне я мог чувствовать себя относительно спокойно. Единственное, что занозой сидело в мозгу – вопрос, откуда этот Котел пронюхал про мои проценты? Потому что люди, которые слили информацию, поступили, мягко говоря, нехорошо. Наказать бы их, да только знать бы, кого…

Дома я отлеживался почти неделю. Потом со справкой от врача пошел в училище, где были предупреждены о причине моего отсутствия благодаря звонку по телефону. К концу занятий ко мне подлетела Василиса:

– Мальцев, ты нашел коммуниста?

– Коммуниста?..

– Ну да, коммуниста. Или забыл, что за тебя должен поручиться член КПСС?

– Ах да… Блин, завтра же найду, – пообещал я.

И ведь нашел! Опять же благодаря Блантеру. Он-то сам не состоял и не участвовал, а вот по его подсказке я узнал, что Бернес состоит в партии с 1953 года. Матвей Исаакович с ним созвонился, и Бернес без проблем накатал мне хвалебную характеристику.

Когда я передал бумажку Василисе, та велела писать заявление о приеме в ВЛКСМ.

– С заданием от «первички» ты справился на отлично, а недавно заступился за девушку, не испугался хулиганов, превосходящих тебя числом. И мы решили, что тебе любые задачи по плечу. А значит, достоин почетного звания комсомолец.

– Ну спасибо, – с улыбкой покачал я головой и сел под диктовку Василисы писать заявление.

Первичная организация рассмотрела мое заявление и проголосовала «за», на прощание Василиса посоветовала мне срочно зубрить Устав, содержание которого упорно просачивалось сквозь мои мозги, как вода сквозь решето. Затем мои характеристики и заявление передали в райком ВЛКСМ. И вскоре наступил тот прекрасный дождливый день конца октября, когда мне пришлось идти на собеседование в райком.

Там толпы желающих влиться в ряды комсомольцев не наблюдалось, и уже через несколько минут я зашел в кабинет ? 18. В кабинете сидели два члена комитета, судя по хлебным крошкам на столе, совсем недавно закончивших завтракать. Встретили меня настороженно. Еще бы, перед ними лежала моя характеристика, написанная самим Марком Бернесом. Да и мое имя к этому времени уже обрело достаточную известность.

После сбора анамнестических данных пошли вопросы на засыпку. Те самые, про линию партии и правительства, и все такое. Дальше-больше. Какие цели и задачи в ваших планах на дальнейшую комсомольскую жизнь? С какого перепугу вас потянуло в комсомольскую организацию? С какой-такой радости вы решили, что достойны звания советского комсомольца? Автобиография, характер и темперамент, отрицательные и положительные стороны вашего организма? Короче, расскажите обо всем сейчас или заткнитесь навечно, аминь.

Я держался стойко, обходя хитроумные ловушки, четко отвечая на все поставленные вопросы, и неустанно доказывал крайнюю необходимость своего присутствия в рядах ВЛКСМ. Энтузиазм членов понемногу иссякал, и наконец иссяк окончательно.

– Ну что ж, Егор Дмитриевич, мы видим, что вы достойный кандидат для вступления в наши ряды и будете сознательным комсомольцем, – с улыбкой произнес первый член. – Тем более вы активно участвуете в общественной самодеятельности училища, отличник, спортсмен, и рекомендуетесь с самой положительной стороны.

– И устав комсомольской организации вы, конечно, знаете? – елейным тоном произнес второй участник истязательства.

– Конечно знаю, наизусть! – с жаром ответил я, молясь про себя всем святым.

– Ну тогда, я уверен, вы легко ответите на последний вопрос, – расплылся в улыбке член. И, внезапно посуровев, спросил:

– Почему комсомольцы не ходят в театр?

Вот умеют же, суки, поставить в тупик! С какого перепугу я должен знать, почему комсомольцы не ходят в театр?!

– А разве они не ходят? – наконец выдавил я из себя. – Мне казалось, что…

– Совершенно неважно, что вам казалось, – припечатал меня второй. – На этот счет у нас имеются абсолютно верные сведения. Из надежных источников, – добавил он многозначительно, чем окончательно меня добил. – Вы же сами сказали, что читали Устав.

Ничего не понимаю! Каким боком соприкасаются театр и Устав?

– А может, все-таки ходят в театр комсомольцы? – с надеждой проблеял я.

– Не ходят! – злобно отрезал член.

– Я вот одного видел, – пошел я на отчаянный блеф.

– Кого? Когда? В каком именно театре? Фамилию назвать можете?

– Ээээээ, во МХАТе видел, это был комсомолец Иванов, – брякнул я.

– Ага, Иванов, Петров и Сидоров, – хохотнул член. – Ладно, мы проверим факты, но вы так и не ответили на поставленный вопрос. Почему? Комсомольцы? Не ходят? В театр?

– Я не знаю, почему они не ходят. В кино-то ходят! Ведь еще Ленин говорил: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино!» А про театр он ничего не говорил.

Надо же, показалось, что мой ответ поставил членов в тупик. Они молча переглянулись, скривив физиономии, после чего первый член мрачно сказал:

– Ладно, товарищ Мальцев, идите и подождите в коридоре. О своем решении мы сообщим вам позже.