— Благодарю вас, Вениамин Петрович, за содержательную беседу и надеюсь…»
Вадя выключил приемник и оглядел нас с таким торжеством, будто это он давал интервью и теперь ожидает заслуженных аплодисментов.
— Похоже на правду, — нехотя признала Яна. — Жаль я сама не смогла так четко сформулировать увиденное и прочувствованное.
— Особенно мне про образ врага понравилось, — продолжал Вадя и, прикрыв глаза, процитировал своего любимого Высоцкого:
И Гитлер кричал, от натуги бледнея, Стуча по своим телесам, Что если бы не было этих евреев, То он бы их выдумал сам…
— Хотела бы я знать, почему правительства столь упорно не желают пользоваться информацией, которой могут их снабдить люди, одаренные способностями прозревать грядущее? — пробормотала Яна. — Фирмачи давно уже смекнули, что к чему, а чиновникам хоть кол на голове теши!
— Зато незнание будущего служит им отличным щитом. Мол, мы не виноваты, что так вышло. Хотели как лучше, да не получилось. Мы ж не пророки! А то что ошибаются они, как кассиры, только в свою пользу, так это поди еще докажи. А докажешь, так сам же и нарыдаешься, — назидательно закончил Вадя.
— Ладно, друти, давайте-ка я, пока не поздно, смотаюсь все же в Мальгино. Раз обещали нашим эскулапам аптечку их пополнить, надобно обещание выполнять.
— Я с тобой, — сказала Яна, и я не стал спорить — вдвоем я впрямь будет веселее. А сам задумался: не того ли самого профессора Берестова, который сказал нам столь содержательную речь, я проклинал, кружа на вертолете над захваченным акваноидами Питером? В будущем. Причем был ли проклинавший его журналист мною — Анатолием Середой — тоже вопрос, на который Яна вряд ли могла ответить.
* * *— А правда, что, помимо обычного, у человека есть астральное и эфирное тела? — спросил я. — Ты их видела или ощущала?
— Правда, — сказала Яна, и краткость ее заставила меня вспомнить ответ бабки Ванги, ответившей одному из репортеров, что души человеческие бессмертны и не пожелавшей ничего к этому прибавить.
— А Бог? — упорствовал я. — Рай, ад, сонмы ангелов и легионы бесов?
— Не знаю, — после продолжительного молчания промолвила Яна. — Существуют иные сущности, которые обитают в пограничных складках пространства и видны только людям, одаренным сверхчувственным восприятием. Я имею в виду не инопланетян, а иные существа, не имеющие в нашем понимании тела и формы. Но сказать мне о них нечего. Чтобы постичь их, надо обладать другим, не схожим с моим видением и опытом духовной жизни. Единственное, в чем я уверена, что знаю доподлинно, так это то, что Мироздание устроено неизмеримо сложнее, чем это представляется атеистам или верующим. И те, кто пытался проникнуть в его тайны, не имея для этого особых дарований, жили не долго и не счастливо.
— Ты интригуешь меня. Нельзя ли поподробнее? — Заинтересованный, я сбавил скорость, но после посещения Мальгина Яна не была настроена на доверительную беседу.
— Я не скажу тебе ничего сенсационного. Только ряд фактов, которые, наверно, известны тебе и без меня. Некоторые писатели, утверждавшие, что их работы всего лишь художественный вымысел, перешли, по-видимому, какую-то запретную черту. Эдгар По, умерший в сорок лет, Говард Лавкрафт, умерший в сорок семь, Роберт Говард, покончивший жизнь самоубийством, когда ему исполнилось тридцать лет. Такая же участь постигла и некоторых ученых — например, бесследно исчезнувшего Вилмарта и умершего сравнительно молодым Чарльза Форта, посвятившего свою жизнь сбору и классификации фактов, необъяснимых наукой.
— Похоже на детективную историю! Они слишком много знали?
— Не думаю. Скорее всего, они надорвались, как штангисты, пытавшиеся взять запредельный для них вес. Давай не будем об этом. Кто слишком пристально вглядывается в туман — рискует испортить зрение. Объясни-ка лучше, что ты имел в виду, говоря, что фокус контакта с нами мира, фишфрогов находится где-то под водой, в Атлантическом океане?
— Да просто бредил! Излюбленная фантастами тема о ТМ — телепортации материи. Если инопланетяне не забросали нас звездолетами, стало быть, они доставили сюда фишфрогов и всю свою технику каким-то другим путем и где-то под водой существует пресловутый Портал. А может, и не. один. Если бы его удалось обнаружить и уничтожить, пуповина между нашими мирами была бы прервана. Над этой проблемой, надо думать, и ломают себе сейчас головы наши стратеги.
Я свернул на дорогу к Верболову, и нас затрясло на ухабах.
— Зря я не спросил про потусторонние дела у Клавдии Парфеновны. Надо же так проколоться: не разглядеть за деревьями леса! Слона-то я и не приметил — ай-ай-ай!
— Она бы тебе ничего не ответила, — утешила меня Яна и неожиданно процитировала:
Вы бродите впотьмах, во власти заблужденья.
Неверен каждый шаг, цель тоже неверна.
Во всем бессмыслица, а смысла — ни зерна.
Несбыточны мечты, нелепы, убежденья.
И отрицания смешны и утвержденья,
И даль, что светлою вам кажется, — черна.
И кровь, и пот, и труд, вина и не вина —
Все ни к чему для тех, кто слеп со дня рожденья.
Вы заблуждаетесь во сне и наяву,
Отчаявшись иль вдруг предавшись торжеству,
Как друга за врага, приняв врага за друга,
Скорбя и радуясь, в ночной и в ранний час…
Ужели только смерть прозреть заставит вас
И силой вытащит из дьявольского круга?!
— Это еще что за чудо?
— Сонет, написанный немецким поэтом Андреасом Грифиусом в середине XVII века. Перевод Льва Гинзбурга, — просветила меня Яна. — Мама любит читать старых поэтов. В подлиннике. На французском, английском, немецком, итальянском. Сейчас она осваивает греческий. А мне вот пока приходится довольствоваться переводами.
— Лихо! — сказал я, остро ощутив собственную ущербность.
— Чу, дымом пахнет! — тревожно сказала Яна, при въезде в Мальгино и на душе у меня стало муторно.
* * *Еще на окраине Мальгина, при виде пустой будки ДПС, мною овладели скверные предчувствия. Я не питаю любви к гаишникам, но кто-то должен поддерживать порядок на дорогах.
Безлюдие заправочной станции озадачило меня еще больше, и я признал, что Яна была права, настояв на том, чтобы взять с собой двустволку Вовкиного отца. Но по-настоящему мне стало паршиво, когда мы въехали в поселок — или город — не знаю уж, какой нынче статусу Мальгина. Первое, что нам бросилось в глаза, — разбитые витрины продуктового магазина, осколками стекол которых была засыпана вся проезжая часть. Затем нам встретился выпотрошенный магазин хозяйственных товаров, еще один разграбленный продмаг, сожженный киоск и два изрешеченных пулями «жигуленка». Народу на улицах не было. Машин, во всяком случае целых и на ходу — тоже.
