Я сегодня опять вижу много, во мне новая степень свободы, утренняя, все радует меня, и я любуюсь этим состоянием как факир своему полету. Я вижу девушек, десятки молодых девушек в красных, синих, зеленых кофтах. В клетчатых юбках, и в кожаных, с рисунком или без. Девушек с серьезным, грустным, веселым, задумчивым и отстраненным взглядом. Их так много и всего в них тоже много…Они многообразны и интересны, я хочу исследовать что-то в них, открыть какую-то связь, через них осознать в себе бога. Наверное, это можно? Да, можно! Когда в каждой ты открываешь новый уровень любви, каждую ты любишь…
Я могу теперь любить всех, влюбиться в каждую. Интересно, а если я возьму с каждой из них ее тип любви, если я соберу все оттенки любви, все…Человеческой. Космической. Нежной. Страстной. Материнской. Духовной…Эгоистичной. Творческой. И бог знает какой еще? Наверное, я соберу одну из важнейших частей механизма себя! Но только одну из частей! Большую конечно…А может, если собрать всю любовь, этого будет достаточно чтобы стать богом?
Я сейчас частично свободен и мир сразу видит это, девушки улыбаются мне. Я знаю, что стоит только протянуть руку…Но не каждой…Только духовным, в которых что-то есть. Мне не нужны «куклы барби»! Я сейчас конечно тоже одинок, но это одиночество другого свойства, оно прекрасное…Все уйдут и пройдут сквозь меня….Я останусь один, но пугаться не буду. Персонажи-личности, к чему привязанность к форме? Глупо! Автобус мчит меня, металл облетает с листьев, а во мне играет музыка, она всегда там играет, когда приходит свобода! Но ей, как ей объяснить эту свободу, дать себе всех для осознания себя? Она ведь к этому не готова, а так не хочется ее огорчать, приносить боль. Поэтому оставим это, уберем возможность через всех изучить ЛЮБОВЬ. Буду слушать ее любовь ко мне и мою к ней…Или…
Я шел от автобуса к работе, смотрел уже на другие листья, не черные и не зеленые, а красные и даже белые. Но что листья, они умирают. Главное, зачем они умирают? Затем возрождаются весной, затем снова умирают. Без конца….Я начинаю концентрироваться, вдох, выдох, музыка и мысли уходят, есть сосредоточенность и нет взбудораженности от ощущения свободы. Тело — пуск, внимание, автоматический режим, я отпускаю его и, задав команду обходить людей и лужи, ухожу куда-то в иное место. Оно идет, как странно оно, кусок кожаной материи и мяса, управляемый Волей, выбранный зачем-то жить тут. Вот я мысленно ускорил его ход, замедлил, мышцы отреагировали. Раз. Два. Я не чувствую его, с чем это можно сравнить? Скажем я плюшевый и набитый мягкой ватой, до того все расслаблено…
Так и дохожу до работы, сконцентрированный пластилин ума. Лавочка. Сижу и курю, до начала обычного 12-часового ада тридцать минут. Подходит Женя. Слегка щурится от солнца. «О, привет, как выходные провел»? «Так, ничего». «Как там твоя, дает»? «Да, нет. Мне сейчас не до этого». Отвечаю я, быстро убрав состояние медитации, радости, расширения, наступившее после концентрации. Слишком оно заметно. «Какой-то ты блять странный все-таки, не пойму я тебя Лакс. Много улыбаешься. Реже надо!!! А я в выходные вот своей сумочку купил на распродаже. Водочки попил заебись. Кореша пришли. Все путем было». «А, да ну ее эту водку нахуй», скривился я. «Надоела она мне». «Да ну, водочки под селедочку самое то. И в баньке попариться», улыбнулся Женя.
Я смотрю на него, и отлично понимаю, как далеко сейчас от него нахожусь, несмотря на приобретенное умение общаться на его языке. Я не люблю его, как трудно сделать то, что сказала Оля. Найти в каждом хорошее! Полюбить. Свобода любить всех? Открываются. Визжат, скрипят, ворота ада, мы проваливаемся в них. Отношение крадет меня. И тут моя внешняя свобода кончается, но зато сокровенная увеличивается…
Я опять выношу пенопластовый мусор, медленно, не торопясь, смотрю какие разные эти куски. Один в виде треугольника, другой квадрата или прямоугольника. Вот что-то невообразимое, абстрактный сюрреализм, изломанность линий, созданная чьим-то сапогом, безжалостно прошедшимся по куче этих обрезков. Я любуюсь солнцем и котенком, прибежавшим со двора…Он мяучит и тянется ко мне. Глажу желтую свалявшуюся шерсть, и котенок урчит, высунув довольный розовый язык. Солнце перемещается выше, во дворе работает сварка…
Еще один Женя, сварщик, на секунду снимает свой шлем и с усмешкой смотрит на меня. «Что-то ты опять странный, Лакси-к». Интонация его голоса подчеркивает желание подколоть. Но мне все равно. «Ты обещал подстричься, а что-то я не вижу. Сколько ты еще будешь портить вид предприятию своими длинными патлами? Представь, придет заказчик. Нормальный мужик. Путевый. Правильный. Посмотрит, а тут один из рабочих странный. Это все испортит». Он конечно слегка несерьезен, но я все равно взрываюсь. «Ну и что? Обещал я!!! Знаешь, очень не люблю, когда мне начинают навязывать, как я должен выглядеть. Это мое личное дело. Захочу, вообще не постригусь». Я раздражен, он оторвал меня от кратковременного созерцания паутинки, летающей по воздуху. Она навела меня на мысль, и вот я ее потерял, забыл, пока отвечал. Проходит Женя, мой напарник. «О, лаксииии-к. А ну ка, станцуй нам. Танцевать умеешь? Как там вы танцуете. Реп танцевать будешь»? И Женя размахивает руками из стороны в сторону, изображая танец. Я улыбнулся. «Нет, не хочу».
Продолжаю собирать пенопласт, мир вокруг так интересен, многомерен, например, оказывается, поразительной красотой обладают осколки кирпичей на дороге. Некоторые треснуты, некоторые нет. Некоторые целые другие нет. Бумажки, грязь, пух, трамвайный билетик плывет по воздуху и попадает на ветку дерева. Через час резкий инопланетный свет с неба смягчают прозрачные перистые облака, около стены завода в пульсирующем стеклянном воздухе вьются мошки, садятся на сизые пятна помета птиц, или на бежевые, от собак и кошек. Все имеет свое место. Оцинкованную помятую сетку забора сотрясает теплый ветер, это спугивает мошек, уносится билетик с дерева, крошка от пенопласта осыпает меня, и я закрываю глаза…
Когда я открываю их, на небе уже другие облака украли солнце, и мир чуть посуровел. Радость во мне тоже тухла, ее место занимало равнодушие и излишняя расслабленность. Движения замедлились, я волочил полистирол на помойку отстраненно от него. Уже не рождалась радость от работы, она надоела мне. Паутинки и кирпичи не интересовали. То, что только миг назад имело смысл, стало бессмысленным. Трещины как трещины. Помет. Фууу! Дерьмо мира!!! Мне захотелось упасть около забора на пыльную траву и посмотреть в небо. Покурить и помечтать о чем-то, не имеющем отношения к осознанию себя. Надоело! Но естественно этого нельзя сделать.
И посему я только украдкой делаю десять быстрых затяжек стоя позади цеха. Мои ботинки испачканы мазутом, роба покрыта пылью и пальцы черные от грязного пенопласта, почему-то воняющего саньем…Черт! Свобода исчезла, думаю, как ее вернуть, но жизнь сама дает ее мне. «Лакс», подходит мой непосредственный начальник, ответственный за полистирольную линию, на которой я и работаю. «Давай бросай эту ерунду, кубы будем варить». Я подхожу к Жене, и мы вместе насыпаем в большие чугунные формы полистироловую крошку…
