Затем я несусь из своей спальни-кладовки к туалету, который все так же стоит в центре склада. Я извергаю в него наполненный болью шар.
Я понимаю, что окружен людьми, которых никогда раньше не видел. Все они пришли из Волма, все они новые. Никто из них не смотрит на мой пенис, хотя все равно неприятно, что он открыт для всеобщего обозрения. Но желание помочиться сейчас сильнее, чем стыд. Я позволяю себе выпустить мочу всю до конца, но слабая боль от растяжения пузыря все еще остается.
По какой-то причине эти «захватчики» совсем меня не беспокоят. На склад пробрались три или четыре средних семьи, которые выглядят вполне прилично и по-человечески. Улицы теперь так переполнены, что, я думаю, они не выдержали и решили искать убежища на складе. Рано или поздно это должно было произойти.
На обратном пути к моей лазурной женщине/вещи мой рот говорит с новыми людьми – позвольте обратить
на это ваше внимание, это говорит мой рот, а не я, – как будто рот стал тут главным:
– Я позволю вам жить тут бесплатно на двух условиях. Первое – вы не можете заходить ни в одну из спален. Второе – вы больше не пустите сюда никого с улицы. Будьте защитниками этого места, и оно станет вашим домом.
Потом я говорю:
– Улыбнитесь. Сегодня же День Звука.
Я возвращаюсь обратно в свою кладовку, где спит самое прекрасное создание во всей Вселенной.
* * *
Я сворачиваюсь возле нее калачиком и снова смотрю Божьим оком:
Нэн и Христиан приехали к дому Смерти. Они произносят приветствия в адрес мадам Смерть и усаживаются рядом с Джином и Гробом, Водка тоже там, но за последние два дня он не сказал ни слова. Мадам Смерть кажется сильно напуганной присутствием Нэн, раньше она никогда не принимала у себя девушку-скинхеда.
– Так как вы отмечаете День Звука? – спрашивает мадам Смерть у Гроба и Морта, игнорируя девушку-скинхеда и парня девушки-скинхеда, улыбаясь своей очень радушной улыбкой.
– Мы собираемся устроить концерт на нашем складе, – говорит Гроб со своим поддельным британским акцентом, легкой вариацией пиратского прононса. Конечно, он в любом случае хотел устроить концерт. День Звука и правда кажется подходящим поводом для концерта, хотя Гроб-то никогда раньше про него не слышал, он просто старается произвести впечатление на мадам Смерть.
Сейчас мне пришло в голову, что мадам Смерть ему очень понравилась. Она не уродина, особенно для своего возраста. У нее приятная белая кожа, полные губы, белокурые волосы и классический стиль в одежде. Тело у нее – как у любой здоровой женщины тридцати восьми лет, но я понимаю, почему она понравилась Гробовщику. Он увлечен пиратами, а мадам Смерть как раз та женщина, которую пират захотел бы похитить и изнасиловать.
* * *
Мадам Смерть приступает к обеду.
Мистер Смерть еще не вернулся, и мадам обеспокоена. Он ужасно опаздывает, на самом деле на четыре часа, а подавать обед в необеденный час просто неприлично. Так что у нее не остается выбора.
Поскольку это обед в День Звука, он состоит из еды, которая производит звуки. В качестве холодной закуски она подает хлюпающий звук фаршированных грибов. Любимое блюдо Чарли. Она любит все с грибным вкусом, я думаю. Она также подает салат-оркестр, с хрустящими овощами, хрустящими сухариками и чавкающим соусом. Они внимательно слушают пищу, когда едят. Это традиция Дня Звука.
* * *
Я возвращаюсь в свое тело. Радостно трепеща при мысли о девушке, которая спит рядом. Моя рука сжимает голубую щеку, потом нежно гладит. Она не просыпается.
Голубые женщины крепко спят. Для выживания им нужен секс, для наслаждения – сон. Поэтому их жизни представляют собой полное совершенство. Я бы хотел, чтобы культура человечества больше походила на их культуру. К тому же голубые женщины – это роботы, а люди – скорее антироботы (что бы это ни значило). У людей так много эмоций и недостатков.
Скребущий звук не прекращается. Он сосредоточен в углу стены, у которой стоит кровать. Голубая женщина не просыпается, хотя кто-то скребется прямо у нее под ухом. Очень, очень глубокий сон…
Царапанье/шорох переходит в скрежет, потом в рвущиеся звуки и в конце концов в буханье/грохот. Он старается попасть через стену в мою каморку, в мою постель, к моей голубой женщине. Потом раздается треск. В углу стена трескается, вот сейчас проберется… Я вижу черноту. Вижу, как она лезет из стены. Может быть, это крыса или тысячная армия жуков. Прорывается из своего мира в мой.
Трещина расширяется, чернота разливается. Но в ней ничто не движется…
* * *
Мистер Смерть входит как зомби, той походкой, какой, по моему мнению, приходит смерть. Но это не засохший скелет, а мужчина в обычном костюме, среднестатистический американец. День пасмурный, но он мокрый от пота, нервный. На лице застыло выражение ужаса.
Мадам Смерть улыбается и говорит:
– Здравствуй, дорогой. – Но остальные – мои друзья и две девочки – хмурятся и ничего не говорят.
Приносящий смерть, по сути, обычный человек, хорошо одетый, ухоженный, хорошо образованный, средний. Этого я не ожидал. Он совсем как любой другой отец, ну, кроме отца Нэн, алкоголика.
Все осторожно наблюдают за тем, как он садится за стол и начинает плакать, увлажняя скатерть, издавая хныкающие звуки.
Мадам Смерть улыбается, так беззаботно – естественная реакция на что бы то ни было. А может быть, она уже потеряла свою душу.
Мужчина ничего не говорит. Он просто плачет.
И плачет.
* * *
Мое тело:
Что-то появляется из дыры около моей кровати. Это маленький человечек, размером с игрушечного солдатика, похожий на таракана. Человек-таракан. Смотрит на меня, держа кирку, которой он и проломил мою стену. Мелкие паучьи глазки.
Люди-тараканы выглядят как люди, но обладают многими признаками тараканов. Они такого же размера, тоже питаются дерьмом и живут в стенах. Миллионы особей живут буквально друг на друге, потому что их племена ОГРОМНЫ. Одна самка может родить минимум сотню детей зараз, а размножение – это их основной вид деятельности. Каждый человек-таракан живет сто – двести лет и, как правило, дает жизнь двум тысячам детей.
Все самцы бросают партнерш после соития, и все матери бросают детей после родов. Пока дети маленькие, их воспитывает школа, на протяжении двадцати лет. Тараканьи люди обладают тем же уровнем интеллекта, что обычные люди, но не используют его в интеллектуальной сфере. Они предпочитают докучать более крупным существам, есть говно и трахаться, чтобы еще больше тварей расселялось по стенам.
У них долгие, но пустые жизни. Весь смысл их существования заключается в ведении образа жизни насекомого. Но в измерении людей-тараканов млекопитающие имеют размеры насекомых, а насекомые – размеры млекопитающих, так что у них, видимо, нет стимула самосовершенствоваться.
