И это я тоже начинала понимать.
– Почему? – снова спросишь ты. Тебе будет всего три года.
– Потому что уже пора в постельку, – повторю я. К тому времени ты давно будешь выкупана и одета в чистую пижамку, но дальше мы с тобой не продвинемся ни на шаг.
– Но я не хочу спать! – заноешь ты, подбираясь к стеллажу с видеоэкраном. И разумеется, включишь его: это твоя новоизобретенная тактическая диверсия, отчаянный маневр против немедленного водворения под одеяло.
– Не важно, ты все равно должна лечь в постель.
– Но почему?
– Потому что я твоя мама и я тебе приказываю…Как, неужели я собираюсь произнести эти слова? Боже, пристрелите меня кто-нибудь, пожалуйста.
Я схвачу тебя в охапку и доставлю в детскую, невзирая на жалобные завывания; мое собственное раздражение гораздо важнее. Куда подевались все клятвы, которые я давала себе в детстве?.. Где обещания, что я всегда буду разумно отвечать на вопросы своего ребенка, что я стану обращаться с ним как с мыслящим, наделенным неповторимой индивидуальностью существом?.. Все напрасно; я собираюсь сделаться копией собственной матери. Я могу сражаться с собой сколько угодно, но ничто не предотвратит мое сползание по этому длинному, кошмарному склону.
Возможно ли реально знать будущее? Не просто догадываться, но знать наверняка, с абсолютной уверенностью и в мельчайших деталях? Гэри однажды сказал мне, что фундаментальные законы физики симметричны во времени, что между прошлым и будущим с физической точки зрения нет никакой разницы. Учитывая данное обстоятельство, некоторые могут сказать: «Да, теоретически возможно». Но если спросить о конкретном будущем, практически каждый человек ответит «нет», ибо в мире существует такая штука, как свобода воли.
Мне нравится представлять себе личность, стоящую перед КНИГОЙ ВЕКОВ, всеобъемлющей хроникой, где зафиксировано каждое событие, которое произошло или произойдет в прошлом и будущем. Сей том ужасающе громаден, хотя текст был скопирован с полноразмерного издания и уменьшен фотографическим способом. С многократной лупой в руке моя гипотетическая личность упорно перелистывает тончайшие, не толще папиросной бумаги, страницы, пока не обнаружит историю своей собственной жизни. Она находит абзац, где зафиксированы ее поиски в КНИГЕ ВЕКОВ, и переходит к следующей колонке, где детально описано, чем она будет заниматься в конце дня: воспользовавшись информацией, почерпнутой в КНИГЕ, отправится на бега, чтобы поставить сотню на кобылу по кличке Унесенная Дьяволом, и выиграет при выдаче двадцать к одному.
Поначалу у моей личности мелькает мысль именно так и поступить, но потом, будучи противоречивой натурой, она решает более никогда в жизни не ставить на лошадей.
В том-то и состоит весь фокус! КНИГА ВЕКОВ не может ошибаться, так как в ней записано реальное будущее, а не какое-то из возможных. Будь это греческий миф, обстоятельства непременно сложились бы так, что личность вынужденно приняла бы свою судьбу, невзирая на любые попытки избежать предначертанного. Но мифические пророчества, как известно, расплывчаты, в то время как КНИГА ВЕКОВ исключительно точна в деталях, и не существует ни единого способа вынудить эту самую личность поставить на лошадь именно предначертанным способом вопреки ее собственному желанию.
А в результате мы имеем противоречие: КНИГА ВЕКОВ должна быть права по определению, однако, что был ней ни говорилось, личность все равно имеет право поступить по-своему. Каким же образом можно примирить два этих факта?
Абсолютно никаким!
Существование КНИГИ ВЕКОВ логически невозможно именно потому, что в ином случае неизбежно возникает вышеописанное противоречие. Некоторые могут попытаться смягчить данное утверждение, предположив, что КНИГА ВЕКОВ все-таки может существовать, но только до тех пор, пока недоступна читателям: скажем, если она содержится в специальной коллекции и никому не дозволено к ней прикасаться.
Существование свободы воли несовместимо со знанием будущего. А мы знаем, что свобода воли реально существует, исходя из непосредственного опыта. Волеизъявление составляет неотъемлемую часть нашего самосознания.
Или нет?
Что, если сам факт знания будущего изменяет личность? Что, если у нее возникает чувство настоятельной необходимости действовать точно так, как она знает, что должна действовать?..
Уходя, я остановилась перед кабинетом Гэри.
– На сегодня с меня хватит. Не хочешь ли чего-нибудь пожевать?
– Конечно, только подожди пару секунд. – Он выключил компьютер, сложил в аккуратную стопку бумаги и взглянул на меня.
– Эй, Луиза, а не хочешь ли пойти ко мне поужинать? Готовить буду я,
Я взглянула на него с сомнением,
– А ты умеешь готовить?
– Только одно блюдо, – признался Гэри. – Но зато очень вкусное!
– Ладно, поверю на слово, – сказала я.
– Отлично. Надо будет лишь остановиться по дороге, чтобы разжиться всем необходимым.
– Ну, если это так сложно…
– Ничуть, займет всего минуту. По пути есть неплохой магазинчик.
Мы поехали каждый на своей машине; я следовала за Гэри и чуть было его не потеряла, когда он резко свернул на парковочную площадку. Это был продовольственный магазин для гурманов, небольшой, но весьма изысканный; высокие стеклянные сосуды с импортными деликатесами соседствовали на его витрине со специальной утварью из нержавеющей стали.
Я следовала по пятам за Гэри, пока он укладывал в корзинку свежий базилик, помидоры, чеснок, еще какие-то специи и травы.
– За углом есть рыбный магазинчик. Может, купить устриц?
– Звучит заманчиво, – сказала я.
Мы прошли через секцию кухонных принадлежностей; мой взгляд рассеянно скользил по полкам – мельнички для перца, солонки, давилки для чеснока – и остановился на деревянной салатнице.
В тот день, когда тебе исполнится три года, ты сдернешь посудное полотенце с кухонного стола, и вместе с ним на тебя грохнется эта самая салатница вместе с салатом. Я попытаюсь схватить ее на лету, но промахнусь. Край салатницы рассечет тебе кожу на лбу, чуть ниже линии волос, но ранка окажется небольшой, и врач сделает всего один шов. Мы с твоим отцом будем держать тебя на руках, горько рыдающую и перепачканную майонезом, терпеливо дожидаясь своей очереди в приемном покое «скорой помощи».
Я протянула руку и сняла салатницу с полки. У меня вовсе не было такого чувства, будто нечто принуждает меня сделать это движение. Напротив, оно казалось мне столь же естественным и неотложным, как и то, которым я попытаюсь поймать эту салатницу, неотвратимо падающую на тебя; инстинкт, следовать которому и правильно, и необходимо.
