— Говорите, отец Урбо, что вас беспокоит.
— Попечение о пастве, о душах заблудших, которые просят причастия, прежде чем принять смерть.
И отец Урбо рассказал:
В пятидесяти километрах от их села, в горах, содержатся заключенные, они приговорены к смерти. Заключенные просят отпущения грехов и причастия, они не хотят умирать, не поговорив с духовным отцом. Узнав об этом, отец Урбо выразил согласие провести обряд причащения, но заключенные не захотели говорить с ним, никому не известным священником, они желают иметь своим духовным отцом только преподобного Рабелиуса, имя которого внушает им благоговейные чувства. Знать, много у них на душе грехов, коль скоро им требуется непременно такое высокопоставленное лицо, как аббат Рабелиус.
Рабелиус слушал внимательно. Отец Урбо говорил истину. Вчера вечером к аббату приходил один из офицеров штаба в солидном чине полковника. Как перед самим господом богом, офицер сказал, что ему предписано уничтожить группу опасных преступников — они находятся в лагере, в горах, — и просил Рабелиуса пойти в лагерь к осужденным на смерть, или послать духовное лицо, совершить положенный обряд. Рабелиуе дал согласие, хотя ему и не хотелось ехать в такую даль. Он надеялся послать в лагерь кого-нибудь вместо себя. Но тогда пришлось бы посвятить в тайну еще одного человека! Нет, он не может поступить так.
Аббат, разумеется, будет хранить все это в великой тайне, как и положено, ни словом не обмолвится и отцу Урбо: о таких вещах можно сказать только епископу. Рабелиусу показалось странным то, что просьба заключенных, охраняемых зорко, дошла до Урбо. И он спросил, как это могло случиться.
— С божией помощью, — тихо ответил священник.
— Но ведь там — опасные преступники, вероятно, политичес кие! Они не верят в бога, — продолжал недоумевать аббат.
Но сельского священника ничуть не сбили с толку эти недо уменные вопросы: видимо, крепок он был духом и верой и многое знал.
Он сказал, что человек — каков бы он ни был — перед смертью своей обращается только к богу, и служитель церкви обязан стать посредником между ним и всевышним. Церковь единоспасающа для всех. Не будет правильным считать, что эти заключенные недостойны разговора с отцом духовным и заслуживают отвержения от церкви. Ватикан простил грехи даже Галилею.
Священник угадывал нежелание аббата пойти в лагерь к осужденным. Рабелиус и не скрывал этого: поскольку сельскому, священнику известно о предстоящей казни, пусть он и совершит отпущение грехов. Выход из положения удачный.
— Я не понимаю, отец Урбо, почему бы не пойти вам? — ска зал он. — Местность та, можно считать, вашего прихода, там пастырь… вы.
— Я с великой бы охотой, — ответил священник. — Я знаю свою обязанность. Близок ли путь сюда, но я не посчитался ни с чем во имя святого дела. Я пошел бы к ним. Но они не хотят меня. Как я услышал, есть у них некто по имени Зильтон, — Урбо, украдкой взглянув на аббата, заметил, как вздрогнул тот; священник опустил голову, пожал плечами. — Не знаю, кто он, а думаю — грехов у него больше всех. Он-то и хочет непременно вас. Ну и остальные, глядя на него…
— Зильтон, говорите?.. — глухо переспросил Рабелиус.
— Да, кажется, так говорили. А что — вы знаете такого? — Урбо поднял голову и посмотрел на аббата. Рабелиус отвернулся, встал и прошелся по комнате.
— Нет, не знаю такого, — сказал он. — Меня, отец Урбо, смутило то, что от грешников, отгороженных от мира строжайшей охраной, дошла до вас не только просьба, но стали известны и имена их.
— А меня это не удивляет, — тихо заметил Урбо. — Святое слово не знает преград. Я верю — тут помощь божия…
— Да, конечно, — согласился Рабелиус и присел к столу.
— И все же я буду упрашивать вас пойти к этим несчастным. Ведь это не отложное дело?
— Да, часы их жизни сочтены.
— Часы? Вот видите! А я не могу быть ни сегодня, ни завт ра. У меня много забот здесь. Так я прошу…
— Но они не хотят меня! Я уже говорил вам об этом.
— Вы пойдете вместо меня, как доверенное духовное лицо.
— Но чем это подтвердить?
— Очень просто. — Рабелиус подошел к небольшому письмен ному столику, выдвинул один из ящиков, взял листок плотной белой бумаги; вверху красивыми буквами было напечатано имя аббата, название монастыря, настоятелем которого он был, и церкви при этом монастыре. Рабелиус написал несколько слов и подал бумагу священнику.
— Этого достаточно?
— Да, я полагаю… Есть только сомнение: духовное лицо — единственный посредник между исповедующимся и богом. Я же выступаю в роли посредника между грешным человеком и вами… Если узнает епископ, как бы не было неприятности.
— А почему он узнает? — щеки аббата вспыхнули. — Не дума ете ли вы, отец Урбо, что я обязательно во всем отчитываюсь перед епископом?
— Нет, конечно, — священнику не хотелось, чтобы аббат сердился. — Ведь то сомнение, которое я высказал, несущественно. — И он поднялся: — Благословите меня, ваше преподобие.
— Благословляю, и пусть благословит вас бог! Вы сразу в путь?
— Да, время не ждет.
— Пустит ли вас стража к заключенным?
— Святому слову и делу нет преград.
Аббат подал Урбо пшеничные облатки:
— Идите, отец Урбо. Но вы должны идти один — сами понима ете…
Священник поблагодарил, спрятал облатки и, простившись, ушел.
Рабелиус постоял с минуту в раздумье, затем снял телефон ную трубку. Оказалось, что епископ хорошо знал священника Урбо. Он с похвалой отозвался о нем и Рабелиус успокоился.
Несколько минут спустя, священник был уже в автобусе. Ав тобус, выбравшись из города, помчался по широкой автостраде на юг. Достигнув гор, асфальтированная дорога, как река, испугавшаяся непреодолимой преграды, свернула влево и потекла у подножий откинувшихся в сторону каменных глыб.
На одной из остановок священник вышел. Автобус покатил дальше. Когда он скрылся, священник стал карабкаться на гору, перепрыгивая с камня на камень. Скоро он достиг вершины хребта и стал спускаться на противоположный скат его.
Внизу священника поджидал парень, с виду сельский житель, в короткой куртке, из-под которой виднелся ворот яркой клетчатой рубашки, в грубых штанах, заправленных в сапоги. На голове парня была круглая коричневая шляпа с узорчатой лентой и островерхой тульей. Две оседланные лошади с ослабленными подпругами выискивали жесткие травинки, кое-где пробивавшиеся между камней. Парень проворно поправил седловку, подтянул подпруги, взнуздал лошадей и ловко вскочил на одну из них, держа повод другой. Священник, спустившись с горы, коротко приветствовал парня и сел на лошадь.
