Влад кивнул. Врач распрощался.
– Может, позвонишь кому-нибудь, узнаешь уроки? – спросила мама.
– Да, – сказал Влад.
В тот же момент задребезжал телефон.
– Тебя, – сказала мама.
– Димка?
– Нет. Какая-то девочка…
С неприятным предчувствием Влад взял из ее рук тяжелую, не успевшую нагреться трубку.
– Привет, – сказал знакомый напряженный голос, – это Марфа Чисторой… Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – сказал Влад. – У меня ангина.
– Да? – голос почему-то погрустнел. – А когда ты придешь в школу?
– Еще не скоро, – соврал Влад.
– Да?! – голос прямо-таки зазвенел от напряжения. Владу представилось, как чистенькая Марфа сидит, привязанная к стулу, и под дулом пистолета задает ему дурацкие вопросы. – Ты что, серьезно болен?
– Говорю – ангина…
– Может, тебе уроки занести?
Владу сделалось смешно. Влюбилась она, что ли? Чисторой?!
– Не надо, – сказал он жестко. – Извини, мне нельзя много разговаривать.
И положил трубку.
* * *
Марфин звонок волновал его часа полтора – до самой темноты. У него даже улучшилось настроение – он вообразил себе, что слава его все-таки существует, что она расползлась по классу и по школе, что каждое утро девчонки дожидаются его у входа – а вдруг сегодня придет?! Что в глазах одноклассников он все-таки не побитый щенок, а человек, восставший против Кукушки, храбрец, не побоявшийся выйти в одиночку против всей этой стаи…
В восемь вечера вдруг позвонили еще. Другая одноклассница, Дана Стасов, интересовалась его здоровьем.
Сговорились они, что ли? – почти весело думал Влад, повторяя почти слово в слово все, что сказал Марфе Чисторой.
Мама покончила с делами и села играть с Владом в шахматы. Странно, но он против обыкновения не получал от игры почти никакого удовольствия – все думал, и мысли его незаметно соскальзывали к выяснению, кто красивее – Марфа или Дана, и у кого больше глаза, и вообще…
– Твой ход, – с который раз напомнила мама. – Ты играешь или что? Я так не стану…
В этот момент телефон зазвонил опять.
– Влад? Это ты? Как ты себя чувствуешь?
Он, кажется, почти не удивился.
Они звонили одна за другой – девчонки из его класса, и те, с которыми он водился, и те, с которыми он не водился, и те, кто тайно вздыхал по нему, и те, кто не упускал случая сказать о нем гадость. Они звонили, чтобы узнать о его самочувствии; почти у всех – Влад обратил внимание – были испуганные, иногда на грани слез голоса.
Он разозлился. Издеваются? Девчонки? По наущению Кукушки? Но ведь половина из них никогда Кукушке не прислуживала, да и вообще…
Потом позвонил Ждан. Долго извинялся за беспокойство; предлагал сбегать за лекарствами, или принести уроки, или еще что-нибудь, мед, например, есть хороший…
Значит, все-таки слава? Признание?!
Влад сдержанно поблагодарил Ждана за заботу и, пожаловавшись на боль в горле, поскорее оборвал разговор. Что-то в голосе Ждана… что-то покорное, приторное… мешало ему насладиться как следует своим триумфом.
Едва распрощавшись со Жданом, он перезвонил Димке:
– Привет… Слушай, что там такое? В школе?
– Ничего, – удивленно отозвался Димка. – Просто на удивление тихо, даже эти шакалы не ухмыляются…
Влад заколебался: рассказывать про девчоночьи звонки? Не рассказывать?
– Сколько можно занимать телефон? – спросила мама.
– Извини, – быстро сказал Влад. – Меня тут от телефона гонят… Ну, пока.
И положил трубку.
Мама тем временем ушла на кухню, и шахматы сами собой отменились; Влад улегся с книгой, но через минуту телефон заорал опять.
– Палий? Приветик. По тебе тут все так соску-учились…
Голос у Линки Рыболов был веселый-веселый, целуллоидно-радостный, как у говорящей куклы.
– Пошла вон, – устало сказал Влад и положил трубку.
– Ты что?! – возмутилась вернувшаяся в комнату мама. – Девочке? В таком тоне?!
– Это Линка Рыболов, – сказал сквозь зубы Влад. И тут же снова затрезвонил телефон; Влада передернуло.
– Возьми! – попросил он маму и укрылся с головой…
– Да, – удивлялась мама за тонкими стенками его темной берлоги. – Нет… Еще несколько дней он пробудет дома… А кто его спрашивает? Лина? Ах, Лина…
Влад закрыл уши.
Все. Это розыгрыш. Это дурацкая Кукушкина инсценировка. Они его уже и дома достали, не могли три дня обождать… И Ждан с ними! Хотя чего тут удивляться… Но – Марфа?! С Кукушкой?! Бред. Может, в самом деле – бред?
И Димка-то! Димка не стал бы врать. И Димка не мог ничего не заметить, он же не слепой…
В половине десятого пришлось отключить телефон.
– А чему ты так удивляешься? – рассеянно спрашивала мама. – В мое время было нормой, чтобы одноклассники интересовались здоровьем… Звонили, бывало, и по много раз на день…
– Все? – саркастически осведомился Влад.
– Не все, – спокойно отвечала мама. – Но ведь и тебе не все подряд звонили, правда?
Влад задумался. Ему перезвонили почти все девчонки класса… из ребят только Ждан, если не считать еще и Димку.
– Значит, ты пользуешься успехом у девочек, – невозмутимо продолжала мама. – Как по мне, это скорее хорошо, чем плохо, ведь обычно девочки предпочитают старших ребят…
– Они издеваются, – сказал Влад.
– Не думаю, – после паузы призналась мама. – Я все-таки… не совсем дурочка, правда? Так вот, эта девочка, которую ты так не любишь, Лина, кажется? Да… Так вот, она не издевалась. Она была… смущена… ей было неловко, она прикрывалась фальшивой веселостью… но она не паясничала… во всяком случае, мне так показалось.
Влад подумал, что нормальная девчонка, сколь угодно влюбленная, никогда бы не перезвонила после его «пошла вон». А зачем перезвонила Линка?!
«Дай ему! Дай ему еще!»
Ему не нравилось это внезапное всеобщее внимание. Он решил поскорее заснуть.
* * *
На другой день утром мама ушла на работу, и Влад остался один; в мамино отсутствие он не считал нужным лежать в постели, тем более что болезнь его, честно говоря, давно закончилась. Подсев к письменному столу, он вытащил из верхнего ящика толстую тетрадь в желтой клеенчатой обложке, пролистал первые несколько страниц, исписанные мелким неровным почерком, перечитал последние строки «…и мальчики пошли домой, чтобы скорее успеть. Вдруг циферблат на руке Юрки вспыхнул красным светом, и знакомый голос сказал: „Мы потерпели аварию на крыше! Скорее бегите туда!“ Конец третьей главы».
Влад улыбнулся, чувствуя, как поднимается внутри приятная игольчатая волна. С некоторых пор сочинение историй было ему не менее интересно, чем чтение. А порой даже интереснее…
Нервно потерев ладони, покусав губу, он вывел посреди следующей строчки:
