Сканнер Трепса был существенным шагом вперед. Теперь с его помощью открылась возможность не только проникать, но и воздействовать; не только жить в рамках отснятого фильма, но и изменять сам фильм. Сюжет теперь зависел не от режиссера — режиссер создавал лишь обстановку, каркас ленты, — действие переходило в руки зрителя.
Возникло новое увлечение — ментальное боевое искусство атаки или, сокращенно, менбиа. И общественное спокойствие опять пошатнулось. Лихорадка менбиа охватила всю планету: каждый стремился к овладению новым искусством, чтобы самым увлекательным образом отдохнуть и размяться. Возродились все виды борьбы, в том числе и самые древние. Один из сограждан Парса прославился на этом поприще, раскопав где-то манускрипт с описанием борьбы бреверсов. Он нанял труппу и снял ленту «Виртуоз бреверса», которая разошлась миллионным тиражом.
Было во всем этом, однако, досадное несовершенство. Воздействовать на фильм можно было только в одиночку. Если рядом работало несколько сканнеров, то побеждал тот, чье поле обладало большей мощностью.
Дед Парса продолжал бороться. Как ни в чем ни бывало, он снимал свои ленты в традициях старого кино. Но и его фильмам не суждено было избегнуть общей судьбы. Из них выжимали все что могли, портили и выбрасывали. А выжать из дедовских лент что-нибудь для себя интересное любителям менбиа удавалось не без труда.
Зато новое кино процветало. Каждый день десяток лент выходил в свет, для того чтобы сразу по выходу измениться до неузнаваемости. Мастера менбиа жаждали все более и более острых ситуаций; режиссеры усложняли трюки; каскадеров не хватало, и на съемках все чаще гибли актеры. Это было похоже на эпидемию, которая разрасталась и принимала масштабы катастрофические. И правительство наконец приняло меры, чтобы пресечь болезнь раз и навсегда.
Отец Парса рассказывал, как однажды утром на всю планету передали речь деда. «Искусство кино умерло, — печально говорил дед. — Я не вижу смысла продолжать снимать фильмы. Их все равно уничтожат — самым варварским способом». Дед был первым, кто отступился во имя здоровья цивилизации. Его примеру последовали другие режиссеры. А непокорных вскоре усмирил закон: съемка новых фильмов была запрещена, старые были изъяты. Оставили в обращении немногим более двух десятков лент, которые с тех пор получили название канонических, — скудная подачка самым упорным и фанатичным поклонникам менбиа.
Парс учился менбиа уже на канонических лентах и о тех, которые дед называл «настоящим кино», имел довольно смутное понятие. Благодаря упорству он стал подлинным мастером ментального боя, хотя физически был не так уж и развит. Но не за новыми лентами отправился Парс на другую планету. Втайне от всех он решил преступить запрет и снять свой собственный фильм.
Эпоха космических аппаратов давно прошла. Уже сотни лет тому назад научилась цивилизация Парса покрывать огромные расстояния за время, близкое к нулю. Парс мог материализоваться в любой точке Вселенной, однако область разрешенного перемещения вокруг этой точки и время пребывания в ней были строго ограничены. Парс не имел возможности свободно передвигаться по поверхности чужой планеты и самостоятельно вести съемку. Он установил невидимую для глаза камеру в биополе единственного живого существа, которое встретилось в выбранной им точке. Он выбрал точку наугад и попал в огромный темный сарай, наполненный какими-то допотопными механизмами. А существом был старший мастер трамвайного депо Петр Куликов.
Камера включилась в ночь первого появления Парса на Земле, когда он, с целью несколько подготовить Куликова к контакту, проник в глупый фильм, похожий на канонический, только гораздо скучнее. Но его планы нарушил телефонный звонок и уход Куликова из парка.
Теперь, спустя почти месяц, лента была полностью отснята. Всю последнюю неделю Парс не выходил из видеозала, занимаясь монтажом. Материала набралось с избытком: камера сопровождала Куликова день и ночь. Поставленную задачу Парс решил, но его это не радовало.
В эту ночь Парс пустил в ход сканнер опять же с целью немного подготовить Куликова. И ему показалось, что тот не робкого десятка и что с ним можно вступить в контакт. Парс не ошибся. Не прошло и получаса, как Куликов совершенно освоился. Парс не скрыл, кто он и откуда, вот только о цели своего появления умолчал. Сказал, что интересуется кино. А Куликов наивно спросил, указывая на телевизор: «Как вы это делаете?» — словно этим землянам, которые отстали на две тысячи лет, можно что-либо разъяснить! А потом Парс дал ему поиграть со сканнером. Весь эпизод их первой встречи не вошел в окончательный вариант фильма. Парс посчитал, что он замедлит действие и не так важен для общего понимания. Куликов тогда забавлялся прямо как ребенок. Сканнер произвел на него впечатление необыкновенное. И побили его хорошенько там, в телевизоре, — он же ничего не умел. «Это все, что я могу тебе предложить, пока я здесь», — предупредил Парс, пресекая раз и навсегда возможность утечки идей. И попросил у Куликова кассеты, играя роль одержимого менбиа. Куликов пообещал к следующей встрече достать несколько новых.
Усилием воли Парс заставил себя сосредоточиться и включил изображение.
Куликов стоял у каменной ограды трамвайного парка и, думая о своем, смотрел на угол дома, за которым только что скрылся «Москвич» Толика. Он продолжал переживать те поразительные минуты, когда с помощью сканнера Парса входил в фильм. Раньше он испытывал нечто подобное во сне, но не с такой ошеломляющей ясностью и силой. К тому же во сне действие обычно складывалось шиворот-навыворот и независимо от его желаний. Контролировать каждое свое движение он не мог. А здесь получалось все. Кроме самого боя. Но Парс сказал, что это придет, со временем придет.
Куликов нащупал в боковом кармане куртки две испорченные кассеты. Он их не стал возвращать Толику, отговорившись тем, что на днях собирается навестить еще одного приятеля с видеомагнитофоном. Нельзя, чтобы Толик узнал: растреплет в два счета, а стоит ему увидеть переделанную ленту, и он сразу заподозрит неладное.
«Эх, целую неделю теперь дожидаться», — вздохнув подумал Куликов. И вспомнил: нужны кассеты. Сам Куликов согласился бы поупражняться и на этих, он так и ответил Парсу, но тот в своей бесстрастной невозмутимой манере разъяснил, что однажды просмотренная кассета ему уже не интересна. И если он, Куликов, достанет новые, то сканнер и половина времени, которые Парс может проводить здесь, на Земле, в его, Куликова, распоряжении.
