— Что? — переспросил Майлз и стал ощупывать стенку могилы позади себя в поисках веревки с узлами.
— Я говорю, может, мне лучше пойти с тобой, — сказала Глория Пальник. И села. Теперь ее волосы действительно двигались, действительно закручивались кольцами. Майлзу померещилось, будто он слышит легкое шипение.
— Нет, тебе нельзя! — возразил он. — Извини, но нет. Нет, и всё тут.
— Что ж, ладно, тогда ты оставайся здесь и составь мне компанию, — предложила Глория Пальник. Волосы у нее были — в самом деле что-то с чем-то!
— Нет, так тоже не пойдет, — сказал Майлз. Он хотел уладить спор побыстрее, пока волосы мертвой девушки не удушили его. — Я собираюсь стать поэтом. Если мои стихи так и останутся неопубликованными, это будет огромная потеря для человечества.
— Ясно, — сказала Глория Пальник таким тоном, будто ей действительно было все ясно. Ее волосы спокойно улеглись и наконец начали вести себя, как и подобает волосам. — Ты не хочешь возвращаться к себе вместе со мной. И здесь оставаться со мной не хочешь. Тогда как тебе такой вариант: если ты такой великий поэт, так напиши для меня стихотворение. Сочини что-нибудь такое, чтобы всем сразу стало грустно из-за моей смерти.
— Это я могу, — сказал Майлз. В душе у него клокотало чувство облегчения, похожее на крошечные пончики, подпрыгивающие в огромной промышленной фритюрнице. — Давай договоримся так. Ты лежишь себе тихо-мирно, как тебе удобнее, а я снова захороню тебя. Сегодня у меня будет контрольная по истории США, я собирался подготовиться к ней на свободном уроке после обеда, но могу вместо этого написать для тебя стихотворение.
— Сегодня суббота, — напомнила мертвая девушка.
— Ах да, — промямлил Майлз. — Тогда вообще никаких проблем. Я сразу пойду домой и засяду за твое стихотворение. К понедельнику должно быть готово.
— Не так быстро, — возразила Глория Пальник. — Если ты собираешься написать обо мне стихотворение, тебе нужно знать о моей жизни все, верно ведь? И как я могу быть уверена, что ты напишешь, если позволю, чтобы ты опять меня закопал? Как я узнаю, что это стихотворение хоть чего-то стоит? Тут нет места случайностям. Мы вместе пойдем к тебе домой, и я не отстану от тебя, пока не получу свое стихотворение. Ага?
Она встала. И оказалась на несколько дюймов выше Майлза.
— У тебя не найдется гигиенической помады? — спросила она. — А то у меня кожа на губах совсем высохла.
— Вот, — Майлз протянул ей тюбик. И добавил: — Можешь оставить себе.
— А, боишься что-нибудь подцепить от мертвячки? — усмехнулась Глория Пальник и демонстративно почмокала губами.
— Чур, я вылезу первым, — сказал Майлз. Ему пришло в голову, что если он сможет достаточно быстро взобраться по веревке, если сможет выдернуть веревку после себя, если успеет убежать и добраться до ограды, где привязан его велосипед, то ему удастся оторваться от Глории. Она ведь не знает, где он живет. Она даже имени его не знает.
— Отлично, — произнесла Глория. Вид у нее был такой, будто она в курсе всех Майлзовых хитростей, но ее это не слишком волнует. Когда Майлз наконец взлетел вверх по веревке, выдернул ее за собой из могилы, бросив телескопическую лопату, кусачки и вырытую по ошибке мертвую девушку, когда он снял замок со своего велосипеда и припустился по пустой (что неудивительно в пять часов утра) дороге, а маленькая красная точка света от его налобной лампы прыгала по ухабам, он почти сумел убедить себя, что все это была устрашающая галлюцинация.
Всё, кроме того факта, что вокруг его талии вдруг обвились холодные руки мертвой девушки, ее холодное мертвое лицо прижалось к его спине, а ее влажные волосы вились рядом с его затылком, пытались забраться к нему в рот и заползали за ворот грязной рубашки.
— Больше не бросай меня вот так, — сказала она.
— Хорошо, — ответил Майлз, — не буду Прости.
Он не мог привести мертвую девушку к себе домой. Не мог придумать, как объяснить ее присутствие родителям. Нет, нет и нет. И к Джону домой ее тоже не отведешь. Это было бы чересчур хлопотно. Не только девушка, но и он сам с головы до ног в грязи. У Джона слишком длинный язык, он не сможет удержать его за зубами.
— Куда мы едем? — поинтересовалась мертвая девушка.
— Я знаю одно местечко, — сказал Майлз. — Кстати, ты не могла бы не пихать руки мне под рубашку? Очень уж они у тебя холодные. И ногти довольно острые.
— Извини, — сказала мертвая девушка.
Они ехали в тишине, пока не добрались до магазина всякой всячины «Севен-Элевен» на углу 8-й и Ореховой улиц. Тут девушка попросила:
— А давай остановимся на минуточку? Мне хочется вяленой говядины. И диетической «Колы».
Майлз притормозил.
— Вяленая говядина? — переспросил он. — Это что, любимое блюдо мертвецов?
— Нет, это такое мясо, — ответила мертвая девушка мрачноватым тоном.
Майлз сдался. Он вкатился на велике на стоянку.
— Отпусти меня, пожалуйста, — попросил он. Мертвая девушка разжала руки. Он слез с велосипеда и обернулся.
Все это время он гадал, как это она умудрялась сидеть позади него на велике, если там нет ни второго седла, ни багажника. Теперь он увидел, что она сидела над задним колесом на подушке из своих жутковатых блестящих волос. Ноги в черных высоких армейских ботинках были вытянуты по бокам от колеса, подошвы над самым асфальтом, и при этом велосипед не опрокидывался. Он как будто застыл под ней. Впервые за последний месяц Майлз поймал себя на том, что думает о Бетани так, будто та жива: Бетани ни за что не поверит, если рассказать. Но Бетани и так во многое не верила, например, в призраков. Она и в школьную форму-то едва ли верила. Куда уж ей поверить в мертвую девушку, которая умеет парить на своих волосах, как на воздушной подушке.
— А еще я умею бегло говорить по-испански, — сообщила Глория Пальник.
Майлз полез в задний карман за кошельком и обнаружил, что карман полон земли.
— Я не могу туда пойти, — заявил он. — Во-первых, я несовершеннолетний, а сейчас пять утра. И потом, я выгляжу так, будто только что сбежал от стаи голых землекопов.[2] Я весь вымазался в грязи.
Мертвая девушка посмотрела на него и смолчала. Он принялся ее уговаривать:
— Лучше ты сама сходи. Ты же старше. А я отдам тебе все деньги, какие есть. Ты сходи, а я подожду здесь и поработаю пока над стихотворением.
— Ты уедешь и бросишь меня здесь одну, — возразила мертвая девушка. Судя по голосу, она не злилась, просто констатировала факт. Но волосы ее начали вздыматься в воздух. Они подняли ее с велосипеда, образовав вокруг головы этакое лохматое облако, а потом сплелись и легли на спину длинной, похожей на веревку косой.
