Наталья Шнейдер - Лекарь

Пуля прошла по касательной, разорвав артерию и мышцы вокруг. Но внутренние органы и позвоночник целы — уже хорошо. Аккуратно иссечь поврежденные ткани. А теперь — собственно, работа лекаря — аккуратно зарастить очищенную рану. Сосуды, мышцы слой за слоем, кожу…

Тонкий розовый шрам казался неестественно бледным рядом с засыхающей кровью. Я тяжело поднялась с колен, машинально вытирая руки какой-то поднятой пола тряпкой — кажется, это что-то из моих вещей. Солдаты немедленно оттерли в сторону — каждый хотел лично убедиться в «чуде». Я бросила испачканную ткань. Все равно оттереть руки дочиста не получится — кровь засохла под ногтями, в складках кожи. Плевать. Подхватила с полу свою винтовку, шагнула на улицу. Я найду эту тварь.

Лекарь чувствует чужую боль. И чужое тело. То, что можно исцелить, можно и разрушить. Вот только все сделанное немедленно возвращается к нам. Поэтому я теряю сознание после каждого убитого. Я могу своим даром остановить чужое сердце, но тут же остановится и мое. А счет еще не закончен — по одному за каждого, кто был тогда в госпитале. Хотя бы по одному. Так что обойдемся винтовкой. А дар позволит почувствовать… Вот он! Стоп, не он… она. Женщина.

Шаг вперед по пустой улице — она простреливалась насквозь и все, кто успел, укрылись. Почувствовала колебание чужого разума впереди. Качнулась в сторону — всего на полшага. Пуля свистнула рядом с головой. Ощутила впереди досаду. Шаг вперед, еще один. Еще немного — чтобы было удобней целиться… Шаг в сторону. Свист. Досада впереди сменилась неуверенностью. Страхом. А еще — ненавистью.

Я злорадно усмехнулась. Кого потеряла она? Там, впереди, было мое отражение. Но это они пришли на нашу землю. Они начали убивать. Сожженные вместе с жителями деревни. Расстрелянные семьи офицеров. Андрей.

Шаг. Еще шаг. Винтовка спокойно лежит в руках. Приклад еще не прижат к плечу — пока незачем. Я умею стрелять навскидку. И не промахнусь. Тем более, что уже вижу, где она. Шаг. Выстрел.

Мир рассыпался на звенящие осколки и наступила тьма.

Кто-то лупил меня по щекам. Я вяло отмахнулась, открыла глаза. Лешка. Очухался. Вот и хорошо.

Он был бледен, и наверняка голова немного кружилась, но это ничего, пройдет. А в глазах плескался страх, и этот страх был… он боялся меня?

— Каждый раз так? — спросил Лешка.

О чем это он… а, ясно.

— Да.

— Аня, но зачем? Зачем тебе этот ужас?

Я улыбнулась:

— Она больше никого не убьет.

Лешка поднялся, протянул руку, помог встать. Подал вещмешок — интересно, кто собирал с пола мое барахло?

— Пойдем, отвезу тебя к переправе.

Я кивнула. Говорить не хотелось.

До парома доехали молча. Река дохнула влагой, на миг перебив даже вездесущий запах гари. Я выпрыгнула из машины. Легко провела пальцем по свежему шраму на Лешкиной шее.

— Это я все-таки умею. Несмотря ни на что.

Шагнула на бревна парома.

— Аня, я люблю тебя.

Оглянулась:

— Выживи, Леш. После войны поговорим.

Паром отчалил. Волна гулко плеснула о бревна, рассыпалась, капли брызнули искрами на солнце.

Больше я не оглядывалась.