— Быки нынче низко котируются.
— Это уж точно. Быки с бабами сегодня не идут по номиналу! Я рад, что бабы пошли в гору. Во время первого срока Копперноба — может, помнишь — бабы не опускались ниже, чем две к одному быку, и Гритсэвидж процветал, как рукастый мужик среди безруких и безногих калек.
Диего опустил журналы в объемистый карман брюк.
— Боюсь, это было еще до меня. Выходит, ты — человек Реки. А я и не знал.
Чафф повернул голову в сторону Кросс-стрит, к Кварталу Гритсэвидж-848, к широкой Реке, где среди отдельных глыб льда во множестве плыли катера и лодки.
— Нет грузовиков с поставками для Снарки. Будь они прокляты, эти грязные развалины, сколько бы они ни перевозили хороших и полезных товаров. И да будет всегда чистой Река в этом песчаном Трексе.
Диего улыбнулся: перед ним открылась одна из потайных сторон натуры Чаффа.
— Снарки, когда ты в последний раз был там, на Реке?
Чафф принялся размышлять вслух:
— Ну, надо подумать… Мэром в то время была Олимпия Барриос, а у моей сестры в Саладтауне как раз родился третий сын. Он вышел на покой в сорок пять и теперь получает хорошую пенсию от скотобойни. Куинс Холман организовывал тогда по выходным дням круизы от Стапеля Гритсэвидж-748, а я обхаживал одну девушку, Фату Коппард. У нее был брат Ринтон, он однажды доехал на подножке до Сейперюда, чтобы сэкономить на билете в Метро…
Потеряв терпение, Диего прервал болтовню Чаффа:
— Получается, это было довольно давно. Тебе не кажется, что пора освободиться на денек и получить удовольствие еще раз?
Чафф, как правило, невозмутимый, казался ошеломленным.
— А кто займется киоском, пока я буду прохлаждаться? Кто будет продавать твои драгоценные листки и странички? Получить удовольствие?! Нет, Петчен, это в мои планы не входит! Не входит в планы!
Развеселившийся Диего отошел, с улыбкой помахав Чаффу.
В Квартале Гритсэвидж-845 помещалась закусочная Кернера. Диего скользнул внутрь и немедленно оказался в уютной духоте, напитанной запахами свиного жира, готовящегося кофе и пота повара. Устроившись на табурете у мраморной стойки, он заказал сандвич с яйцом, свинину с кукурузой, апельсиновый сок и двойную порцию джема. В ожидании заказа Диего вытащил один экземпляр «Зеркальных миров» и раскрыл на странице со своим рассказом.
Хм, неплохая в этот раз иллюстрация. Рассказ носил название «Большой мир, Малый мир». Художник старательно следовал за данными Диего описаниями. Главнейшей гордостью Диего в этом рассказе была созданная им реальность, способная существовать в условиях, при которых Малый мир, спутник появлялся в небе Большого мира. Диего придумал для этого неправдоподобного мира-придатка термин «сорорал» [2]. Художник Гропий Каттернах — тот самый, что так хорошо проиллюстрировал другой рассказ Диего в прошлом месяце — изобразил, как фантастический Небесный Корабль взмывает вверх, к сороралу, представлявшему собой удаленное тороидальное [3] тело, на котором туманно виднелись некие топографические особенности.
Принесли заказ, и Диего рассеянно принялся есть, читая свои же слова со смешанным чувством удовольствия и раздражения. Он отметил несколько опечаток; при виде третьей исполнился решимости сделать внушение Уинслоу Компаунсу, редактору «Зеркальных миров», по поводу нерадивости корректоров.
Одновременно закончив и завтрак, и чтение, Диего расплатился и посмотрел на часы. Обнаружив, что обе стрелки на циферблате угрожающе приближаются к одиннадцати, он подпрыгнул и поспешил на улицу.
Перейдя Бродвей у Квартала Гритсэвидж-842, Диего увидел в нескольких десятках ярдов от себя дом отца. (Неужели вдруг стало чуточку теплее? Диего опустил воротник.) В этом районе тротуары были покрыты сланцем — на старомодный манер: благодаря некоему предприимчивому мэру, правившему задолго до рождения Диего, и неожиданно оставленному каким-то Поездом или Кораблем в наследство городу обильному запасу камня. Кажется, на этих серых, как олово, плитках, прошло все детство Диего. Долгие игры в липкий мячик, обручи и прыжки со связанными коленями, торжествующие крики и отчаянные всхлипывания. Как же эти детские впечатления, никогда не удаляющиеся с поверхности памяти, способны обретать пророческие формы!
Диего помедлил перед фасадом внушительного дома с колоннами и арочными окнами, в котором помещался филиал Гритсэвиджской публичной библиотеки. Здесь всегда уютно, в любое время года: и летом, когда пепел и пыль Трекса покрывает оконные стекла и одежду, и зимой, когда лед, сковывая частицы грязи, приносит облегчение. Здесь Диего, зарывшись в книги, постигал, кем ему предстоит стать.
Спешащий прохожий прервал размышления Диего, и он двинулся дальше.
Всего за два здания от отцовского дома в нем победила потребность закурить (возможно, это всего лишь неосознанно применяемая тактика затягивания времени, невесело признался он себе), и Диего направился в универсальный магазин Ивенсона.
Строгий, чопорный магазин с множеством разнообразных товаров мало изменился со времен детства Диего. На расположенных за прилавком полках расставляет товары — с аккуратностью машины — Проспер Ивенсон, похожий на бочку, на которую водружена лысая голова. За кассой — жена Проспера Эсмин; она вполовину меньше мужа и напоминает мышку, как цветом волос, так и манерой поведения.
— Здравствуйте, Проспер, здравствуйте, Эсмин. Как дела?
— Неплохо, — отозвался мужчина, прежде чем его жена успела открыть рот. — Что вам сегодня, сэр?
— Пожалуйста, пачку «Сералио» и спички.
Несколькими экономными движениями Проспер достал требуемое, а Эсмин выбила чек. Взгляд Диего упал на новенький панчборд [4] лежавший у кассы. Он сказал:
— Вот тут я бы попытал счастья.
— Десять капель, — пробормотала Эсмин.
Диего отсчитал мелочь и получил инструмент, похожий на короткое тонкое шило с изогнутой ручкой. Тщательно гравированная доска размером примерно два на три фута состояла из нескольких сотен дырочек, занимавших большую часть поверхности и содержавших бумажки, обернутые в фольгу. Верхняя часть игрового поля была отведена для рекламы: яркая аппликация, изображающая женщину в белье. Женщина пребывала в своей спальне, и на нее плотоядно взирала шеренга Глазастых Соглядатаев. Здесь же — и призывные фразы, касающиеся призов, ставок, выигрышных комбинаций и взаимного возбуждения зрителей и эксгибиционистов.
Диего взял шило, наугад выбрал лунку и извлек бумажку. Снял фольгу, развернул туго скрученный рулон.
