— Чему мы могли бы там учить?
— Во всяком случае Лори учил бы выпивке.
— А ты — ругани. В наше время такое заведение было бы в большой моде.
Дождь немного утих. Они вышли из-под навеса и пошли дальше.
— Откроем колледж? — спросил Тэд.
Джо молчал, перепрыгивая через лужи.
Улицы стали темней и угрюмей. Начались окраины. Друзья миновали бойни. Темные, закопченные здания терялись в пелене дождя.
— Здесь, — не совсем уверенно сказал Джо, сворачивая в один из дворов.
Обходя лужи, Тэд направился к тускло освещенной двери.
— Куда тебя несет? — Джо указал на железную лестницу, приросшую к красной кирпичной степе.
Решетчатые марши сменяли друг друга. Руки скользили по мокрым перилам. Двор тонул во мраке, и казалось, что дом раскачивается, как мачта. Подъем кончился. Так же внезапно прекратился дождь. В разрыве тяжелых дождевых туч показалась луна.
Друзья стояли на верхней площадке. Лестница еще гудела от шагов и ветра.
Джо толкнул низкую дверь с выбитым стеклом. Оказавшись в темном коридоре, они ощупью пробрались до поворота и увидели слабый свет, пробивавшийся через дверную щель. Без стука они вошли в нечто похожее на полутемную прихожую, заваленную всяким хламом.
Дверь в комнату была открыта. Там горел свет.
Глава IV,
В КОТОРОЙ ПРИНИМАЕТСЯ ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
Комната своей обстановкой мало отличалась от прихожей. Книги, перевязанные бечевкой и просто беспорядочно сваленные па полу, составляли главное се убранство. В углу, на продавленном диване, укрыв голову пиджаком, лежал человек. На стене висела засиженная мухами иллюстрация к Данте: среди суровых скал знаменитый флорентинец угрюмо взирал на грешников. Грешники корчились, как черви в жестянке рыболова.
Джо подвинул себе единственный стул и сел, выразительно взглянув на Тэда.
Человек на диване сделал движение и, не меняя позы, глухо произнес:
— Черные лебеди столь же прекрасны, как белые слоны магараджи Джапара, но равенство людей перед законом еще прекрасней.
Не получив ответа, он отодвинул полу пиджака, взглянул одним глазом па вошедших, а потом сел, спустив на пол ноги и дырявых носках.
Лицо было покрыто черной щетиной. Два больших глаза смотрели вопросительно на вошедших.
— Лори, ты рехнулся совсем, — сказал Джо.
Глаза вдруг стали добрыми, в их уголках заиграли веселые морщинки.
— Джо! — И потом, взглянув на Тэда: — Тэд!
— Ты совсем рехнулся, — повторил Джо. — Что ты там молол о черных слонах и конституционном праве?
— Я думал, вы клиенты. — Лори заморгал глазами. — Я всегда стараюсь говорить что-нибудь непонятное своим клиентам.
— Я не знал, что ты занялся адвокатской практикой, — сказал Тэд, недоверчиво осматривая “приемную”.
Лори засуетился. Обрывая шнурки, надел стоптанные туфли, подвинул к столу две объемистые вязанки книг, а потом неожиданно растянулся на полу и стал шарить под диваном, предоставляя друзьям рассматривать своп ягодицы.
Наконец он выпрямился, торжественно держа в руке начатую бутылку. Содержимое ее, несмотря на протесты Джо, было поровну разлито в банку из-под джема и две треснувшие кружки.
— На сколько тебе хватит твоих книг? — спросил Джо.
— Я перестал продавать книги. — Лори самодовольно взглянул на гостей. — Кстати, их в этом городе никто не покупает. Но я нашел способ, как они могут прокормить интеллигентного джентльмена.
— Вываривать бульон из переплетов?
— В среде, в которой я вращаюсь, обладатель такого количества книг — лицо необыкновенное и даже сверхъестественное. Эту счастливую мысль внушила мне старая привратница, когда хозяин дома прислал ее узнать, не умер ли я наконец. Нужно сказать, я собирался уже это проделать. Почтенная леди, которую я встретил не очень приветливо, проявила неожиданную робость. Обстановка, очевидно, так поразила ее, что, найди во мне сходство с библейским Иовом, она попросила предсказать ей будущее. Не желая огорчать ее, и взял о руки первую попавшуюся книгу — это была “Божественная комедия” — и, ткнув пальцем в открытую страницу, прочитал грозную строфу. Дай бог здоровья этой доброй старухе, она была так напугана, что, спускаясь с лестницы, споткнулась и вывихнула ногу. С тех пор слава пророка широко окружила меня… — Лори показал руками, как именно окружает его слава — Хозяин дома даже перестал требовать с меня плату. И я стал пасти стадо заблудших овец всего квартала. Платят эти бедные люди мало. Главное, они избавили меня от всяких забот. Всегда найдется женщина, которая за доброе слово принесет миску бобового супа или оладьи с яблочным джемом. Теперь я стараюсь никого не пугать. Дорэ вывешен здесь для рекламы — ведь все они любят возвышенное. Большой успех имеет “Потерянный рай” Мильтона, а для романтической молодежи — строки из “Трех мушкетеров” Удивительным народ! Ко мне заходят иногда очень приличные люди, с университетским образованием, тогда я стараюсь не показывать обложки и цитирую наизусть.
Тэд улыбнулся.
— Мне приходится выходить из дому только за виски. Я прячу его под диваном, так как эти люди почему-то очень не любят пьяниц.
Озябший Тэд, по примеру Лори, отхлебнул из кружки.
— Этот подлый тип забыл, что я не пью, — решительно отстранил свою кружку Джо.
— Ты так не ругался в наше время, — сказал Тэд.
— Нужно же научиться чему-то с годами.
Лори пошел в прихожую, важно заявив, что сварит настоящий кофе. После долгой возни, сопровождаемой нечленораздельными проклятиями и звоном опрокинутой посуды, он вернулся и сел на диван, подобрав под себя ноги.
— Итак… Что пришли мне сообщить высокочтимые лорды?
“Высокочтимые лорды” переглянулись и сообщили своему собрату, что он свинья. Настоящая свинья, если он мог забыть о заседании на столь высоком уровне, назначенном двадцать лет назад.
Пока друзья рассказывали о событиях, происшедших за эти годы, Лори выбегал еще раза два и наконец появился с дымящейся кастрюлей в руках.
Беседа замолкла. За окном была ночь, и звезды сияли на вымытом дождем небе.
— В таких случаях говорят, что родился дурак, — нарушил молчание Лори.
— Когда-то их родилось трое.
— Трое дураков, которые всегда считали себя лучшими.
— Мы ведь действительно были лучшими и лучшими остались… И будем лучшими, — повысив голос, заговорил Тэд. — Неужели ты себя считаешь хуже толстого Бена? — Тэд до боли в руках сжал свою чашку. — Неужели мы трое, которые могли в своё время придумывать такие штуки, как никто другом, не можем придумать сейчас что-нибудь такое…
